Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский Страница 27

– Молодец, – похвалил он, выбираясь из кабины. – Опасный ход, но раз повезло, то и повезло.

Его реакция показалась мне странной. Другой бы хоть как-то выразил свои чувства, а тут полный ноль. Ну не могло быть ему все равно! И выстрел был выше всяких похвал. А тут «молодец», и точка.

Нет, что-то тут было не так. Я заподозрил, что чувства, наоборот, слишком сильно взыграли у Вершинского. Настолько, что ему пришлось взять эмоции под полный контроль. Он счел более правильным не выразить ничего, чтобы не выразить слишком много. Возможно, что-то в его жизни было связано с похожим событием, что-то очень важное для него.

Он присел возле Ксюши, оттянул ей веко, посмотрел на зрачок, но сжал губы, явно недовольный результатом осмотра.

– Надо спешить, – произнес он.

Мы погрузили Ксюшу в десантный отсек, я сел с ней рядом, потому что в кабине, где занял место Вершинский, от меня толку не было. Впрочем, тут его не было тоже, но это пока дело не дойдет до стрельбы.

Вершинский потянул рычаг, мягко оторвав гравилет от земли. Я прикрыл голую Ксюшину грудь своей курткой. Мне это показалось в тот момент очень уместным.

– Высоко подниматься нельзя, платформа заметит, – произнес я на всякий случай.

– Она нас не может заметить, – спокойно ответил Вершинский. – Как она может заметить воздушную цель черте где, находясь на глубине в сотню метров за десятки километров от нас?

– Но она же стреляла только что! И очень прицельно.

– Нас видят мелкие твари. Ну, к примеру МЗБ-3, эти ваши змеевики, или те, что крупнее, вроде СМ-1200, и передают координаты платформе.

– Как? – я округлил глаза от удивления.

– Ни у кого пока нет ответа на этот вопрос. Возможно, ты его найдешь, когда вырастешь.

– Это плохо. Под нами змеевиков, как выползней после дождя. Их же Дохтер приманил, гад.

– Поэтому нам надо вернуться на стоянку гравилетов в арсенале, – разворачивая машину на сто восемьдесят градусов, заявил Вершинский.

– Что? Вернуться? Ксюша же умирает!

– Если не вернемся, все умрем, и она тоже. Платформа по нам пальнула, она не успокоится, и будет бить, пока у нее ракеты в шахтах не кончатся. Но мы ей сейчас обеспечим изрядный расход боеприпасов. Другого выхода нет.

Я понял, что Вершинский задумал. У платформы ведь строго определенное число ракет в шахтах. Иногда две, иногда четыре, иногда шесть. И если она все выпустит, то новые вырастут в шахтах не скоро, недельки две потребуется новым личинкам, чтобы нажрать нужный литраж нитрожира и сформировать нужный тоннаж нитроклетчатки для старта. Одну ракету платформа уже выпустила. Значит, осталось, самое большое, пять. И если мы сейчас запустим в небо пять гравилетов, платформа будет вынуждена отстрелять весь боекомплект.

– Хотите поднять гравилеты, чтобы платформа по ним, а не по нам палила?

– Верно мыслишь, салага. Другого выхода нет.

– А другой платформы рядом быть не может?

– Нет, – уверенно ответил Вершинский. – Они никогда не вырастают близко одна к другой. Их икринки всегда начинают развиваться только там, где погибла какая-то из платформ, чтобы ее заменить. И никогда они не перекрывали друг другу сферы влияния.

Вершинский вел машину почти у самой земли, чтобы минимизировать риски. Пестрый ковер растительности под нами двигался так быстро, что у меня слегка голова кружилась, а воротник рубашки трепетал от набегающего потока ветра. Но риски все равно оставались, и я поглядывал через боковой люк, чтобы, если что, повторить свой отчаянный выстрел. Хотя, конечно, такое попадание основывалось скорее на везении, чем на точном расчете.

Перевалив через гребень Горы Циклопов, Вершинский посадил гравилет в котловину, на ту же площадку, с которой я поднял его около часа назад.

– Живо наружу! – приказал Вершинский. – Нужно поднять в небо пять гравилетов. Пусть платформа по ним отстреляется. Ты поднимай два, я остальные. Только будь осторожен, не взлети вместе с одним из них.

Всего на стоянке осталось двадцать четыре машины, и я не собирался взлетать ни на одной из них. Вместо того, чтобы выполнить приказание Вершинского, я сорвал с ближайшего гравилета чехол, вытащил из него стропу, и крикнул:

– Погодите! Зачем из них выпрыгивать в воздухе? Можно привязать к балке, поднять, а потом перерезать веревку. Так в сто раз безопаснее. И они быстрее будут взлетать!

– Умен! – сощурившись, произнес Вершинский, и принялся мне помогать.

Меньше минуты у нас ушло, чтобы привязать обрезками стропы все пять гравилетов к стальной балке, которую я использовал для испытательного полета. Вершинский поочередно поднял их в воздух, и они повисли, как воздушные шарики на веревочках. Отсутствие необходимости выпрыгивать на ходу давало возможность поднять рычаги посильнее, чтобы гравилеты быстрее взмыли в небо. Иначе бы нам пришлось поднимать их намного медленнее, а на это не было времени.

А так, едва мы перерезали веревки, машины взлетели на приличной скорости, и быстро скрылись из виду на фоне выгоревшего белесого неба.

– Ждать не будем, – сообщил Вершинский. – Быстро на борт!

Я не стал спорить, забрался в десантный отсек, а Вершинский занял кресло пилота.

– Платформа всегда спешит уничтожить цели, которые могут быстро выйти из зоны досягаемости ее ракет, – объяснил он, отрывая гравилет от земли. – Она сначала ударит по более высоким и скоростным целям. Не по нам.

Мне его утверждение показалось сомнительным, но ждать несколько минут, пока платформа отреагирует и пока ракеты долетят до целей было выше моих сил.

– Но улететь мы пока не можем, – добавил он. – Я боюсь, что платформа, узнав про арсенал, лупанет по площадке. Тогда всей технике тут капец, а она нам нужна позарез.

– И что вы хотите?

– У нас ракеты на подвеске, салага! Будем убивать тварей, если полетят в нашу сторону.

Он был прав. Авиационными ракетами, особенно когда их в достатке, много легче поразить ракету на траектории, чем из ружья. Они бьют дальше, точнее, и их можно выпустить несколько, с разным упреждением. На одну тварь точно нарвется.

Вершинский не стал поднимать машину высоко, остался ниже гребня Горы Циклопов, немного маневрируя турбинами, чтобы нас не сносило ветром. С гравилетом он управлялся мастерски, приятно было смотреть. Вот только Ксюша становилась все бледнее, и губы у нее приобрели очень нехороший синюшный оттенок. Я взял ее за руку, чтобы ощущать ее пульс. Так мне было спокойнее. Пульс был лучше, чем пока Вершинский не приклеил ей пластырь к груди, но слабел, я это отчетливо ощущал.

Честно говоря, я уже пронимал, что шансов у Ксюши мало, если они вообще есть. Но бороться я собирался до самого конца. В любом случае. А если она умрет, я хотел лично выдрать кадык Дохтеру, из-за которого, по сути все это произошло. Хотя, если честно, я бы с великим удовольствием вырвал ему кадык, даже если Ксюша выживет. Может даже с большим удовольствием.

– Она умирает, – произнес я громко, чтобы Вершинский услышал.

– Следи за пульсом, – сухо произнес он. – Если сердце остановится, тут же сообщи мне.

Я не понял, чем это может помочь, и меня это нисколько не успокоило. Время шло, а мы болтались в воздухе, не в силах сделать ничего. И тут над нами ухнуло. Мощно. Воздух содрогнулся, а потом от гор еще несколько раз отразилось эхо. Так рвануть могла только биотехнологическая ракета, попавшая в гравилет.

– Один, – произнес Вершинский, внимательно оглядывая западную часть неба.

Далеко к востоку с неба начали падать обломки, оставляющие дымовые следы. В какой-то мере это было даже красиво. Белые нити были чем-то похожи на ветви гиганской плакучей ивы. Вершинский запустил секундомер на большом водолазном хронометре, который носил на левой руке циферблатом внутрь.

– Пятнадцать секунд! – сообщил он. – Обычно платформа сразу пускает