ХТОНЬ. История одной общаги - Евгений ЧеширКо Страница 7

– Да, еду домой, – аккуратно предположил я.

Андрей Андреевич удовлетворенно кивнул, и некоторое время мы ехали молча. Но стоило колесу автобуса попасть в небольшую выбоину на дороге, как Самохин тут же оживился, будто бы он всю дорогу ждал именно этого момента – в его глазах появился какой-то мрачный огонек, а сжатые зубы заскрипели в унисон с тормозными колодками автобуса.

– Пять лет этой яме, – насупился он.

– Ничего себе у вас память, – засмеялся я.

– Да, память у меня что надо. Это мой автобус.

Самохин похлопал ладонью по поручню и уставился на меня, ожидая реакции. Но я не знал, как реагировать на такие откровения олигархов, поэтому лишь неопределенно качнул головой.

– Двенадцать лет я водил его по этому маршруту. А яма появилась за два года до того, как меня пнули под зад.

Информации, которую я получил, на первый взгляд, было немного, но она никак не укладывалась в моей голове в логическую цепочку. Единственное, что мне удалось вычленить из этого повествования, так это то, что три года назад Самохина пнули под зад, но кто это сделал и зачем, для меня было загадкой.

– Я что, похож на старика? – неожиданно спросил он. Неожиданно в первую очередь потому, что в его голосе я впервые услышал вопросительную интонацию.

– Вроде бы нет.

– Вроде бы… – шмыгнул носом Андрей Андреевич и расправил плечи. – Вот и я думаю, что не похож, а вот взяли и отправили на пенсию. Идиоты. А мой автобус отдали этому кретину Зотову.

Последние три слова он произнес громче, чем этого требовалось для нашего диалога. Две бабушки, сидевшие у окна, покосились на нас и снова принялись обсуждать рассаду или что там обычно обсуждают бабушки в автобусах.

– Самый натуральный кретин, – продолжил Самохин. – Три года он ездит по этому маршруту и каждый раз въезжает колесом в эту, мать ее, выбоину. Вот ты мне скажи – разве он не кретин?

Мне не хотелось даже в такой неявной форме называть какого-то незнакомого мне человека кретином, но доводы Самохина были очень даже вескими. Я снова покачал головой в разные стороны, но все же это движение больше походило на неуверенное согласие, чем на отрицание. Тем временем вспышка гнева Андрея Андреевича пошла на спад, но он продолжил свой бубнеж.

– Ничего не жалко – ни подвеску, ни колес, ни людей, в конце концов. А что, у нас же теперь капитализм, сломается автобус – специально обученные люди все починят, а твое дело – крути баранку, тебе за это деньги платят. Развращает этот капитализм. Никакой ответственности у людей. Так ладно бы, если бы этот Димочка хотя бы баранку умел крутить, так он ведь и этого не умеет. Ладно, пойдем.

Я только сейчас заметил, что мы подъехали к нашей остановке. Я поплелся за Самохиным, который, проходя мимо женщины-кондуктора, бросил ей:

– Валя, скажи ты этому Зотову, что он кретин.

– Так иди и скажи, – равнодушно отмахнулась кондуктор. Судя по ее реакции, она слышала эту фразу не раз и даже не два.

– А я пойду и скажу.

Самохин вышел из автобуса и пошел вдоль него к кабине водителя. Остановившись у двери, он жестом попросил открыть ее. Я в это время уже подошел к нему и стоял рядом, наблюдая, чем это все закончится. Водитель, видимо тот самый Зотов, худощавый мужик лет сорока, открыл дверь и выжидающе уставился на Самохина.

– Дима, у тебя ум есть? – Андрей Андреевич постучал пальцем по своему лбу. – Подвеску же убьешь! Что ты едешь, как не знаю кто? Все кочки собрал.

– Андреич, иди домой, а? – устало вздохнул Дима.

– Я-то пойду, а ты как был кретином, так им и останешься. Технику беречь нужно.

Зотов вдруг вспыхнул и, вскочив с водительского кресла, бросился наружу. Дело явно запахло керосином, поэтому я преградил собой выход из автобуса, руками упершись в грудь водителя. К слову, я не выгляжу устрашающе и не могу сказать о себе, что уличная шпана прячет глаза, когда мы встречаемся взглядами. Да и комплекция моя, скажем так, не внушительная. Просто я должен был остановить этого человека – и я его остановил. Отбросив мои руки, Дима потоптался на месте, оценивая обстановку, а затем снова забрался в свое кресло, тут же закрыв дверь автобуса прямо перед моим носом.

– Кретин – он и есть кретин, – махнул ладонью Самохин, глядя на уезжающий транспорт, и зашагал в сторону общежития.

Шли молча. Когда я остановился у своей двери, копаясь в кармане в поисках ключа, он уже переступил порог своей комнаты.

– Надо будет – заходи, – бросил он мне в спину и закрыл дверь.

Услышать подобные слова из уст такого человека, как Самохин, означало, что я совершил практически невозможное – получил крайнюю степень одобрения своих слов или действий.

Конечно же, предложением Андрея Андреевича я воспользоваться не планировал, но однажды мне все же пришлось побывать в его комнате. Мне понадобилась крестовая отвертка, чтобы затянуть разболтавшуюся розетку. У Коли ее, конечно же, не оказалось, поэтому я решил обратиться к Самохину. Постучав в его дверь, я не успел даже опустить руку, как она распахнулась, будто бы хозяин комнаты караулил за ней в ожидании гостей. Андрей Андреевич приложил палец к губам, а другой рукой сделал приглашающий жест. Перешагнув через порог комнаты, я сразу же подвергся организованной атаке на все органы чувств. Откуда-то доносилась приглушенная спокойная музыка, больше похожая на мантры для медитации. В нос ударил резкий, но в то же время не отвратительный, а довольно приятный запах, разложить который на составляющие мне не представлялось возможным. Пахло всем сразу, и комната Самохина тоже была наполнена всем сразу. У окна стоял письменный стол, заваленный самыми разнообразными вещицами – те предметы, которые я успел хоть немного рассмотреть и идентифицировать, оказались микроскопом, трехлитровой банкой с каким-то мутным, похожим на чайный гриб содержимым, несколькими книгами и огромной кружкой. Назначение остальных предметов для меня осталось неясным. В дальнем углу располагалась узкая кровать, небрежно накрытая покрывалом, на котором лежали еще несколько книг, ручной эспандер и раскрытый ноутбук, из динамиков которого и звучала музыка. Правую стену закрывал огромный шкаф со стеклянными дверцами, сквозь которые я успел рассмотреть глобус, чучело какой-то птицы и статуэтку то ли Будды, то ли какого-то восточного божества. В левом углу комнаты стопками были сложены газеты и журналы, пробитые у корешков и стянутые шнурком. К патрону одинокой