Не путайся под ногами! - Гульнара Черепашка Страница 6

Великим чудом последний список этого труда удалось сохранить. И издали его лишь, когда изложенные мастером Беккером идеи перестали казаться властям и церкви опасной богохульно ересью.

Фиона содрогнулась.

А ведь всякого, кто искал и исследовал новое, запросто могла ожидать похожая участь! Просто шагни по неосторожности или из любопытства на неизведанную территорию знания… и кто поручится, что дорога не приведет и тебя в застенки, в дом скорби, в изгнание — в лучшем случае?

Примечание на титульном листе книги выглядело предостережением.

Случайно так вышло, или намеренно? Фиона задумчиво глядела поверх страниц, освещенных неровным огоньком свечи.

Если подумать, то сравнение в рамках одного труда зверей, рыб, человеческого организма и растений — огромная смелость! Кем нужно быть, чтобы просто взять на ум, что можно поставить столь разных созданий Творца в один ряд? И в этот же ряд прибавить к ним — ни много, ни мало — человека? Или великим мыслителем, или безумцем.

Или естествоиспытателем, в ученом поиске начисто лишившегося всяческого трепета и благоговения перед высшими силами. А это и есть — почти безумие.

К слову, читать в таком неверном свете — тоже не есть признак здравомыслия. Ну да ладно, она ведь не сможет уснуть! Почитает совсем немного. Чтобы хоть понять — как давно почившему мастеру пришло в голову сличать столь различные организмы. И как его угораздило вообще отыскать хоть какой-то намек на сходство.

Длинное предисловие автора, которое, видимо, из уважения к его памяти, привели целиком в начале, Фиона попросту пролистала. Мастер Беккер многословно описывал сомнения и терзания души своей при приближении к такой сложной теме, граничащей с богохульством.

Жаль, что эти излияния не спасли от постигнувшей его участи.

Далее следовало вступление «о природе жизни». На первый взгляд — всё разумно. Живые существа рождаются, растут. Движутся. Поглощают пищу и воду. Дают потомство, подобное себе. А в конце умирают — даже самые старые деревья рано или поздно засыхают окончательно.

И все эти процессы инициировала, несомненно, одна и та же сила.

Да, были различия — и существенные. Так, растения не двигались и не издавали звуков. Не говорили. А человек и вовсе — единственное разумное существо в мире. И это отдаляло его на неизмеримое расстояние даже от животных — при, казалось бы, удивительном сходстве в работе организмов.

Фиона покачала головой. Это и по нынешним временам — смелое обобщение!

А мастер Беккер — ни много, ни мало — ставил вопрос о природе этой самой движущей силы, что оживляет создания Творца.

Да, писал мастер, нам всем известен ответ: это — воля самого Творца, создавшего всё сущее. Но можно ли изучить ее природу? Увидеть, пощупать, измерить. А быть может… и взять в руки, и управлять ею!

— Да вы, мастер Беккер, бунтарь, — пробормотала Фиона себе под нос. — Смутьян! Апостат, раскольник.

И во многом — мало чем лучше тех фанатиков, из рук которых она сама едва вырвалась совсем недавно. Тем не менее, его книги лежат в библиотеке обители. А настоятельница — не из тех, кто станет держать крамолу! Тем более, показывать кому попало. Значит… идеи Беккера нашли некие подтверждения. Их так или иначе приняли богословы.

Впрочем, не ее дело. Нужно добраться до описания, собственно, природы этой силы. Матушка-настоятельница говорила о том, чтобы пустить силу мага-садовника на целительство.

Вот в этом она и будет разбираться. А теология — не ее забота. В этом пусть разбираются богословы!

Глава 3

— Что-то случилось? — спросила Фиона у одной из сестер-монахинь.

Она возвращалась с завтрака — ей еще вчера позволили спускаться в общую трапезную. Сочли, что ее состояние стало достаточно приемлемым, чтобы выходить из комнаты для еды.

Сейчас в коридоре определенно было куда более шумно, чем поутру.

Сестры-монахини и послушницы сновали туда и сюда, словно хлопотливые пчелки. Трое монахинь собрались неподалеку от одной из комнат. Та, к которой обратилась Фиона, стояла, дожидаясь чего-то. Она была немного знакома пациентке — осматривала ее в те дни, когда не могла прийти матушка-настоятельница.

— Мальчишки, — отозвалась скорбно степенная монахиня. — Те, что разносят газеты — передрались, покалечили друг друга. Говорят, свалка у рыночной площади была ужасная, — она покачала с грустью головой. — Троих привезли к нам — им требуется помощь.

Как раз мимо пробежала молоденькая послушница с подносом.

— Может, я могу чем-то помочь?

— Не нужно, — та слегка улыбнулась. — То, что вы выходите из кельи, вам уже не повредит. Как и чтение, и прогулки. А вот суета и тревоги вам ни к чему.

Из-за приоткрытой двери раздались звонкие причитания и площадная ругань. Фиона вздрогнула, услышав, как непринужденно детский голосок произносит грязные слова.

Второй голос тоже принадлежал ребенку, немногим старше — но звучал хрипло. Словно обладатель его недавно сорвал голос от крика. Ну, или чересчур много курил предыдущие года три-четыре.

— Самому старшему — одиннадцать, — поведала с горечью монахиня, словно угадав мысли Фионы. — А этот, хриплый, — она снова покачала головой, на глазах проступили слезы, и она, опустив голову, торопливо смахнула их рукавом. — Ему едва-едва восемь-девять, и с виду — чистый воробышек. Можно и вовсе подумать, что лет пять-шесть, не больше. Маленький, худенький.

Ну да! Мальчишки, городская беднота. Сыновья пьяниц, одиноких матерей-вдов или поденных рабочих, зарабатывавших сущие крохи.

Именно такие обычно нанимались разносить газеты. Их звонкие бодрые голоса оповещали горожан о последних новостях и сенсациях. С виду — беззаботные, как певчие птицы. Но на деле — вечно голодные, считающие всякий грош. И готовые порвать друг другу глотки за заработок.

— Из-за чего же они передрались?

Нет, потасовки между разносчиками газет нет-нет, случались. Но свои разногласия они обычно решали между собой, так что никто посторонний и знать ничего не знал. А тут…

— Не поделили кварталы для продажи газет, кажется, — развела руками монахиня-целительница.

— Это всё враки, враки, враки! — закричал вдруг звонкий мальчишеский голос. — Эта ваша паршивая желтая газетенка всё врет, и вы все врете!

— Сам ты врешь! Ничего не понимаешь, — отозвался хриплый. — Маркиз Кессель ранен, без сознания, и скоро, наверное, умрет!

Фиона собиралась уже было идти в свою келью, но услышанное заставило ее замереть. Она медленно развернулась.

— Ты дурак! — завопил звонкий голос. — Дурак и врун безголовый! Все