Паргелион - Аня Тормент Страница 40

И всё же странно было случившееся там, у червоточины. Фрида утверждала, что это сделала она, Дара. Только как? Она запомнила ощущение, ведь ещё никогда до этого момента не доводилось ей чувствовать себя такой сильной. В тот момент, когда она вошла в единение с кристалом, ей казалось, что она может всё. Её сила как будто выросла в десять, нет, в сто раз. Казалось, сейчас она может не только людей, но и целый дом поднять в воздух, и ничего ей это не будет стоить. Наверняка все это сделал кристалл, ведь нужен же он кому-то, значит, вещь, дающая такую силу, ценна. Вот и охотятся за ним. Но кроме кристалла было что-то ещё. Было что-то там, в глубине червоточины, что позвало её, поманило, потянуло к себе, а ей захотелось поддаться этому зову. Но, как бы там не было, и это теперь позади. А думать о том, что было позади, не хотелось.

Изредка Дару развлекала разговорами Медея, отрывая от мыслей.

— Скажи, Медея, когда ты не здесь, то где?

— Я в Пространстве.

— Но ты слышишь то, что происходит тут?

— Верней будет сказать — улавливаю, какой-то частью своего сознания я остаюсь здесь.

— А почему не отвечаешь?

— Потому что нет необходимости.

— Иногда есть. А что там, в Пространстве?

— Там мысли, информация. Там мир, который существует только для таких, как я.

— А я смогу туда попасть?

Медея издала некий звук, отдалённо напоминающий смешок.

— Нет. Ты — нет. Ты существо другой природы.

— А кто ещё там есть? — не отставала Дара.

— Другие соломорфы, те, что ещё остались. И те, кто уже потерял связь с этим миром и ушёл в Пространство навсегда.

— Чем же вы там заняты?

— Размышлениями. Анализом информации, поиском решений, разработкой алгоритмов. Тебе, малышка, слишком сложно будет это понять.

Дара по-детски надулась, полагая, что М3 считает её глупой, и прекратила расспросы. Но скоро обида отступила, потому что уж слишком хорошо ей было в поездке. Вот бы всегда мчаться так, навстречу новому миру. Ей было тепло в комби, выданном Альмой, и ботинки оказались удобными, а Янис одолжил ей своё запасное капули, и она могла закрыть голову и шею, чтобы их не морозило на ветру. Как же хорошо было просто ехать вот так и обнимать охотника, слушать сопение лошади и стук копыт, слушать ругань Фрикса, когда лошадь увязала в жирной грязи. Даже это было хорошо. Ландшафт стремительно менялся: вместо заснеженных каменистых равнин и холмов, со всех сторон обрамленных хвойным лесом, перед глазами всё чаще появлялись проплешины прошлогодней травы, долина стала более пологой, кое-где торчали голые деревья, и, казалось, стало немного теплее.

Когда начало темнеть, впереди загорелись огни.

— Ольсик, — пояснил Янис, не дожидаясь вопроса. — Первое поселение на Большой дороге — отсюда она начинается. Маленькое, но есть гостиница, там комнаты и кормят не так плохо.

При мысли о горячей вкусной еде закружилась голова, и возможность оказаться на мягкой постели казалась подарком судьбы. Прошлые ночи проводили абы где, в заброшенных хижинах на окраине леса, а то и вовсе у костра, прикрывшись тонкими одеялами.

— А помыться там можно будет? — несмело поинтересовалась она у Яниса.

Тот утвердительно кивнул. Мыться каждый день — это перебор, но после нескольких дней лишений, холода и отсутствия гигиены перспектива получить лохань с тёплой водой грела душу.

Ольсик оказался небольшой деревушкой домов из тридцати. Кое-где горел свет, тянулся из труб белый дымок. Этот запах нечаянно напомнил о возвращении в родную деревню, от чего грудь придавило тяжестью, а настроение у Дары испортилось. В этот момент, как будто считав её состояние, Фрикс оглянулся и пристально посмотрел на девочку. Дара опустила глаза, сделав вид, что не заметила. Чего ему надо? С самого отъезда он почти не сказал ей ни слова и только всматривался иногда вот так, пристально, прищурив холодные глаза, выражение которых невозможно было прочесть. Дара снова подумала, что в этом и заключалась главная разница между такими похожими с первого взгляда братьями — во Фриксе было что-то змеиное, то ли выражение лица, то ли речь, сдобренная придыханиями и свистящими звуками, которые Дара принимала за акцент, и даже манера чуть подволакивать левую ногу. Но больше всего — наблюдающий взгляд, выражающий скрытую готовность в любой момент расценить тебя как жертву и напасть. В Янисе же всё было другим, и только проступающий порой сквозь улыбку хищный оскал и мелкие зубы говорили о том, что лучше не переходить ему дорогу. В остальном же — он был весел, его глаза искрились неподдельным интересом к окружающему миру, а длинные пальцы рук, которые мягко гладили её плечо, выдавали, как ей казалось, натуру восприимчивую к красоте. А ещё — того, кому не приходилось изнурять себя работой в поле или заниматься ремеслом, строгать или дубить шкуры, от чего руки становятся жёсткими и мозолистыми.

Проехав несколько домов, из окон которых на них таращились женщины и дети, они остановились у двухэтажного дома с большим двором. Янис подал попутчице руку. Дара, которая никогда бы не приняла помощь прежде, опёрлась на эту руку. Отчего — она бы не сказала даже самой себе. Изящно и легко приземлившись в жидкую грязь, отчего вся нижняя часть комби покрылась коричневыми каплями, путешественница оглядела двор: несколько белых гусей прохаживались туда-сюда, с видом абсолютного превосходства обходя ковыряющихся в рыхлом гумусе куриц, а толстые грязно-белые собаки, которые даже не подняли головы при виде пришельцев, продолжали меланхолично посматривать вокруг, совершенно не обращая внимания на двух орущих на заборе котов со следами недавних битв. Янис, который скрылся за дверью, вскоре появился вновь и махнул рукой, приглашая подойти. За ним спешил бородатый мужичок с хитрыми глазками и круглым пузиком, что-то быстро объясняя Янису и постоянно вытирая замызганной тряпицей пот со лба.

— Миллы охотники! Ждал вас, ждал, да только попозже. Но да комнаты-то завсегда есть, какое же у нас наполнение в это время года. — Он зыркнул глазками в сторону Дары. — Вы, я смотрю, и девицу по пути прихватили, она с вами будет или ей отдельную комнату сготовить?

— Отдельную, — ответил Янис.

Конюшня оказалась просторной и, в отличие от двора, очень чистой, с высоким потолком и просторными денниками, в которых стояло около пяти лошадей.

— Вот сюда, сюда, — ворковал хозяин, показывая,