Доказательство Канта - Елена Янова Страница 6

есть — если он видит непрофессионализм, пыль, небрежность в работе, он немедленно бледнеет (от возмущения краснеют только скулы), и начинает громко отчитывать нерадивый персонал, не стесняясь в выражениях. Клянусь, первое время я даже записывал! Только он, зараза очкастая, заметил, и с тех пор исключительно вежлив, а жалко, такие перлы пропали.

Распахнув дверь в лабораторию, я поприветствовал научный состав Корпуса первопроходцев и вломился к Тайвину в кабинет. Тот, чрезвычайно чем-то занятый, не поднимая головы от микросхемы, над которой он сосредоточенно колдовал с микроплазменным паяльником, раздраженно посоветовал:

— Дверь прикройте, желательно с той стороны.

Я не стал обижаться и радостно сообщил:

— Тайвин! У меня к вам дело на миллион!

— А, это вы… на миллион чего?

— А какой валютный год сейчас?

— Вроде был долларовый… — ученый пребывал в некоторой растерянности.

Валютные года на Земле распределились между десяткой крупнейших мегалополисов, и их смена базировалась на мне непонятных экономических механизмах, поэтому четкой регламентации, когда одна валюта сменит другую, не существовало, и в колониях регулярно путались и принимали любой вид электронных платежей с незначительными колебаниями в курсе конвертации.

— Значит, на миллион баксов! — я был весел и жизнерадостен, чем, очевидно, Тайвина невероятно раздражал. Но сделать ни он, ни я с моим лучезарным настроением ничего не могли, поэтому я милостиво спускал колкости с его стороны на тормозах, а он особо не усердствовал. — Короче. Что вы знаете про дихлофос?

— Дихлофос? — ученый удивился настолько, что соизволил на меня посмотреть. — Инсектицид такой… фосфорорганический, кажется. Его давно уже не используют. А что?

— А то, — внутренне предвкушая реакцию, оповестил я, — что дихлофос на ура справился с вашим нанопротекторным куполом.

И я продемонстрировал запись выезда на вызов. Взбешенный Тайвин, меняясь в лице, под конец фрагмента чуть ли не шипел сквозь зубы.

— Это ж надо было догадаться! Честер, вам никогда не казалось, что вокруг одни идиоты, и я в том числе?

— Нет, — застенчиво ответил я. — Мне не хочется ни вас, ни себя упрекать в идиотизме, ни наших подчиненных, ни колонистов. Откуда вам или им было знать, что вещество, не производящееся уже сколько там десятилетий, вдруг окажется потенциально опасным для защитного купола?

— Я должен был хотя бы подумать! — на ученого жалко было смотреть, он готов был себя сгрызть за допущенную ошибку. — Хотя… я конструировал основной узел производства нанитов на электротонической основе, а дихлофос всего лишь блокирует нормальную работу ацетилхолинэстеразы, это никак… Стоп. А вы мне само средство не привезли?

— Конечно, привез. — Я выложил перед ним на стол яркий аэрозольный баллончик, слегка подъеденный ржавчиной. Тайвин тут же схватил упаковку и принялся, сосредоточенно нахмурившись, вчитываться в состав.

— Пиретрины, — удовлетворенно кивнул он. — Так я и думал. Блокируют передачу электроимпульса. Это уже проще. Вот подлость, потребителям нравится звонкое словечко, а производителям и плевать, фосфорный там инсектицид, на основе хлора или циклопропановые эфиры, как тут, покупают-то все равно дихлофос. Не возражаете, если я займусь работой?

— Нет, если вы мне подпишете акт о списании штрафов в счет гранта по испытаниям безопасности купола.

— Что? Вы этим вредителям предлагаете еще и грант выдать? А что-нибудь поперек у них не треснет? — поинтересовался уязвленный гений, на скулах которого медленно разгорались алые пятна — признак надвигающейся бури.

— Но вам же это поможет, правда? Значит, мы можем себе позволить такой финт ушами, — миролюбиво заметил я.

Тайвин поморщился.

— Выраженьица у вас… Ладно, подпишу. Еще что хорошего сегодня случилось?

— Еще тот розовый куст за три недели вырос. Вам не кажется, что это ненормально? — я выложил перед ним на стол тетушкины черенки и счел свой долг перед наукой на сегодня выполненным: — Я могу идти?

— Идите, идите, куст я ботаникам отдам и почвоведам, пусть поработают. — махнул на меня рукой ученый и обратил все внимание на баллончик с дихлофосом, а я пошел к себе.

Среди моих подчиненных, обитавших через коридор от ученых, царило оживленное веселье. По центру просторного светлого офиса на основной переговорный стол взгромоздилась Макс и вещала что-то, вызывавшее взрывы гомерического хохота.

— О, а вот и герой дня! — ко мне подскочил Али, первопроходец с характерным профилем и сопутствующим акцентом выходца с соплеменных моему Девятому, Московскому, мегалополису гор. — Макс, давай сначала!

Та хихикнула в кулачок и, оглядевшись, переспросила:

— Все согласны?

Ребята закивали, и я невольно заулыбался, предвкушая хохму.

— Так вот. Чез, я тебя поздравляю!

— С чем?

— Ты внебрачный сын руководителя колонии!

Я, давя улыбку, поинтересовался:

— А он об этом хотя бы знает?

— Конечно, нет!

Понятно, пока я ходил к Тайвину, моя правая рука сбегала к аналитикам и собрала про меня порцию свежих сплетен. Я представил себе «радостное» лицо полковника Вернера и хмыкнул.

— И кто сообщит ему прекрасную весть об отцовстве?