Доперст: быть живым – страшно! - Николай Александрович Стародымов Страница 3

Я втиснулся в тёмное нутро подъезда. Именно втиснулся – дверь оказалась заклиненной в приоткрытом положении, и не желала подаваться ни в одну сторону. Тут же ударился в темноте обо что-то, однако разбираться, обо что именно, не стал. Впереди обозначились едва освещённые струящимся из окна тусклым светом выщербленные ступеньки.

В той, прежней своей ипостаси, я легко видел в темноте. Вернее, я даже не воспринимал темноту как нечто непроглядное. Просто при любой освещённости я легко различал всё, что требуется. А тут…

Всё, абсолютно всё, что со мной случалось в это время, происходило впервые!.. Я впервые ощущал холод, темноту, страх… Я впервые узнал, что есть душа, необходимость самостоятельно принимать решения…

Например, я понятия не имел, что нужно делать в такой обстановке: когда вошёл в холодный тёмный подъезд. Просто искал какое-то местечко, в котором оказался бы источник тепла.

…Итак, в полутьме я разглядел ведущие вверх ступеньки.

Однако подняться по ним я не успел.

Полуэтажом выше вдруг распахнулась дверь, и в глаза ударил поток ослепляющего яркого света. Из него словно выдавилась тёмная человеческая фигура.

– Чего тебе, бомжара?.. – с какой-то весёлой злостью спросил голос – не вызывало сомнения, что вопрос обращён ко мне.

Только что я не знал этого языка. Однако теперь вдруг понял, что этот язык – мой родной, и что я умею на нём разговаривать.

– Погреться бы… – срывающимся от сотрясающей тело дрожи отозвался я. – Замерзаю…

– Ща я тебе хлебало согрею! – сообщил голос.

И кто-то начал спускаться по ступенькам.

– Да брось его, Костян! – окликнул кто-то из сияющего нутра распахнутой двери. – Ещё с бомжами ты не связывался!..

– И то! – согласился спускавшийся. И – уже мне: – Дай дорогу, бич, а то передумаю!..

Я подался в сторону. Послушно и поспешно.

Парень, которого назвали Костяном, весело гикнул, и громко толкнул входную дверь. Та гукнула, однако не поддалась. Костян громко произнёс несколько непонятных мне слов. И тут же вроде как осёкся.

– А ты и в самом деле валил бы отсюда на хрен! – послышался от светового пятна второй голос. – А то Костян вернётся скоро – магазин тут рядом…

– Замерзаю… – просипел я.

– Ну, это вопрос не ко мне. Я не мать Тереза, и не служба спасения, и даже не ЖКХ…

И светлый дверной проём угас.

А с улицы донёсся голос Костяна:

– Да я-то местный, командир!.. Вы лучше вон бомжа заберите, пока он дуба у вас на участке не врезал – в одном-то пиджачишке… – и снова добавил какие-то слова, которых я не знал.

– На хрен нам твой бомж!.. – ответил ему другой голос.

– А вы посмотрите – он вроде как в форме…

– В форме?..

Дверь снова попытались открыть. И мне в глаза ударил яркий луч – на этот раз исходящий из одной точки.

– Гражданин, ваши документы!..

Признаться, к этому моменту я уже вообще мало что соображал от пронзительного лютого холода.

– У меня ничего нет, – я обхватил себя руками, стараясь унять сотрясавшую тело крупную дрожь.

– Как так-то?..

Я почувствовал, как по телу ловко прошлись чьи-то руки…

– И в самом деле, ничего… – услышал я чей-то голос. – И на бомжа не похож… И амбре нет…

Голос стал немного благожелательнее:

– Что случилось-то?..

– Макс… Сволочь… – только и смог выдавить из себя я.

Подошедшие чему-то засмеялись.

– Бывает, – сказал один. – И на Ё бывает и на Я бывает… – И спросил у второго: – Что делать-то будем?

– Жалко оставлять-то, – отозвался тот. – Окочурится ведь, отписывайся потом… – И – уже мне: – Идти-то можешь?..

Ответить я не успел.

– А куда он денется! – вместо меня ответил первый. – Или дойдёт, или окочурится – не на себе ж его волочь!.. – И – тоже мне же: – Пошли, терпила!

* * *

Отделение полиции оказалось совсем рядом – буквально за тем самым углом, за который укатил трамвай.

Хотя к этому времени я совсем уже закоченел, а всё же мелькнула мысль: неужели они тут даже и не заметили эту дребезжащую колымагу, которая прокатила по переулку, в котором и рельсов-то отродясь не прокладывали…

– Принимай постояльца, Санёк!

Санёк, полноватый седоватый мужчина в форме, поначалу скользнул по мне привычно-равнодушным взглядом… Однако потом в его усталых глазах включился интерес.

Да и как не заинтересоваться?.. С мороза – такое явление: закоченевший человек в летней одежонке!..

– Кто это? – с любопытством спросил он у патрульных.

– А… его знает! – словоохотливо ответил приведший меня полицейский – судя по голосу, тот, которого я про себя называл Вторым. – В подъезде околевал – в таком вот виде. Представляешь?..

– Кто такой, горемычный? – Санёк обратился ко мне.

– Доперст, – отозвался я, а сам обессилено потянулся к изломанной лавке, стоявшей у стены.

– Эй, ты куда? – приподнялся из-за стойки Санёк.

– Да ладно тебе! – махнул рукой Второй. – Совсем задубел терпила… Его какой-то Макс обобрал…

– Макс? – задумался Санёк и опустился на место – теперь мне его видно не было – только мелькал в окошке над стойкой седой хохолок, торчащий на макушке. – Который из них?..

– А… его знает? – универсальной формулой ответил Второй. – Ни документов, ни денег, ни часов… Ни платка носового… У него даже карманы зашиты! – добавил он голосом, будто только вспомнил самое главное.

– Да поди ж ты!.. – дружно, в один голос, удивились они вдвоём: и Первый, и Санёк.

– Вот и поди ж!.. Клапана на пиджаке есть, а карманов – нетути!

– А на брюках?

– То же самое…

Теперь они уже глядели на меня в три пары глаз – удивлённых и откровенно сочувствующих.

А меня в тепле неумолимо клонило в сон.

– Ладно, утром пусть с ним разбираются… Кто у нас там дежурит завтра?.. Эй ты, горемыка, не спать!.. Сам до «обезьянника» иди!.. – и он повелительно указал, куда именно.

Пришлось подниматься и идти. За углом оказался крохотный коридорчик, из которого решётчатая дверь запирала пустующую камеру.

* * *

В камере оказался широкий голый дощатый лежак.

Я помню, что его увидел. А как добрался до него и устраивался, в памяти уже не сохранилось.

Да и не удивительно, наверное.

Потому что потом я увидел удивительный сон.

Прежде всего, до того я вообще никогда не видел снов. И понятия не имел, что это такое.

Однако, даже учитывая данный факт, сон показался мне совершенно удивительным.

Снилось мне, будто я по-прежнему нахожусь всё в той же камере, в которую меня сопроводил Санёк. И я прекрасно понимаю, что сплю – согревшись в благодатном тепле полицейского участка. Однако вроде как