Последний архив - Андрей Петров (petrov) Страница 2

— Видимо, станция "Мнемо... — Игорь Лебедев запнулся на полуслове, выбираясь из капсулы номер пять. — Господи, неужели та самая "Мнемозина"?

Специалист по коммуникациям выглядел как типичный "технарь" — худощавый, очкастый, с длинными пальцами пианиста. Тридцать один год, вундеркинд, закончивший Марсианский Технологический в девятнадцать. На "Персефоне" его звали просто Герц — коротко, ёмко, и вполне соответствовало его нервной натуре.

— Та самая, — подтвердил Волков.

— Это же легенда! — Герц едва не подпрыгнул, забыв про остаточную слабость после крио-сна. — Одна из первых станций глубокого поиска. Я писал о ней диплом. Она пропала без вести в 2140-м, все решили, что экипаж погиб от отказа систем жизнеобеспечения.

— И что там было? — спросила Анастасия Беляева, буквально вылетая из капсулы.

Двадцать семь лет, главный инженер "Персефоны", рыжие волосы коротко стрижены для удобства работы в скафандре. Маленькая, юркая, с россыпью веснушек и вечной полуулыбкой. В команде её звали Гремлин — ироничное прозвище для единственного человека на корабле, кто мог починить абсолютно всё.

— Проект по поиску и каталогизации внеземных сигналов, — пояснил Герц. — Но не простой поиск. Они разработали технологию "глубинного архивирования" — теоретически могли записывать не только сигналы, но и их контекст.

— Контекст? — не понял Максим.

— Представь, что записываешь не только голос, но и эмоции, намерения, всю культурную подоплёку. Полное сохранение информации.

— Невозможно записать то, чего не понимаешь, — возразил Андрей Крылов, наконец покидая свою капсулу.

Биолог команды — тридцать девять лет, высокий, нескладный, с вечно встревоженным выражением лица. В университете его прозвали Дарвином, и кличка прилипла. Сейчас он выглядел ещё более встревоженным, чем обычно.

— А чужой разум по определению непонимаем, — продолжил он, вытирая очки. — Это противоречит базовым принципам информатики.

— Ну, они двести лет назад так не считали, — пожал плечами Герц.

Последним пробудился Дмитрий Соколов. Двадцать два года, стажёр-универсал, первый дальний рейс. Парень буквально вывалился из капсулы, бледный как полотно.

— Блядь, — выдохнул он, хватаясь за стенку. — Простите. Я... мне снилось...

— Язык, Кадет, — одёрнул его Максим, но в голосе слышалась скорее усталая привычка, чем упрёк. Прозвище прилипло к Диме с первого дня — двадцатидвухлетний стажёр среди ветеранов космоса выглядел именно как кадет среди офицеров.

— Что снилось? — спросила Елена, подходя с медицинским сканером.

— Голоса. Тысячи голосов. Они все говорили одновременно, но на разных языках. И я... я понимал их. Всех сразу.

Елена проверила его зрачки — расширены, но реагируют нормально.

— Дезориентация после экстренного пробуждения. Пройдёт.

— Это началось до пробуждения, — упрямо покачал головой Дмитрий. — Я помню момент, когда холод крио-сна начал отступать, но голоса уже были там. Они звучали... долго. Очень долго.

— Ладно, — Волков хлопнул в ладоши, привлекая внимание. — Всем в душ, потом в кают-компанию. Брифинг через двадцать минут. Герц, успеешь что-нибудь выяснить про сигнал?

— Попробую, Шеф.

— Гремлин, проверь системы. После такого пробуждения могли полететь предохранители.

— Уже бегу!

— Дарвин, Док — полный медосмотр всей команды после брифинга. Моряк...

— Знаю, знаю. Проверить движки и навигацию.

— И кофе. Много кофе.

— Это уже превышение полномочий, — проворчал Максим, но пошёл выполнять.

Команда разбрелась, оставив Волкова одного в крио-отсеке. Он ещё раз огляделся — семь капсул, пустых, с открытыми крышками. Только семь. Никакой восьмой.

— Харон, — позвал он. — Покажи запись момента аномалии.

На ближайшем экране появилось изображение крио-отсека. Временная метка — пять минут назад. Волков видел себя, натягивающего бельё. Потом — волна искажения, на долю секунды изображение двоится, троится...

— Стоп. Увеличь сектор Д-7.

Дальний угол отсека. В момент искажения там действительно что-то появляется. Расплывчатое, нечёткое, но определённо капсула. Старая модель, какие использовали на первых межпланетных рейсах.На мгновение в полумраке ему показалось, что внутри капсулы что-то шевельнулось. Женский силуэт? Но когда он моргнул, видение исчезло.

— Анализ?

— Оптическая аномалия. Возможно, отражение света на частицах криогенного газа создало иллюзию...

— Харон, не неси чушь. Ты же видишь — это объект.

— Я вижу аномалию, которая не может существовать в данной точке пространства-времени.

Волков выругался. Даже ИИ начинает говорить загадками.

***

Душевые на "Персефоне" были тесными — два на два метра, с жёсткой экономией воды. Но после крио-сна даже эта тесная кабинка казалась раем. Горячая вода смывала остатки геля, а заодно — остатки кошмара. Почти.

Маша на льду. "Они слушают, папа. Они всегда слушали."

Волков тряхнул головой, прогоняя видение. Просто сон. Просто синапсы, перегруженные долгим сном, выдают случайные образы. Ничего больше.

Но почему тогда все видели кошмары?

Кают-компания "Персефоны" была сердцем корабля. Восемь квадратных метров, втиснутых между грузовым отсеком и жилыми каютами. Стол на магнитных креплениях, синтетические сиденья, потёртые годами использования. На переборках — фотографии из прошлых рейсов, сертификат первого рейса 'Персефоны', пожелтевший от времени, и выцветший постер с Земли.

Команда собралась за пять минут до назначенного времени. Все успели привести себя в порядок — комбинезоны застёгнуты, волосы причёсаны, лица умыты. Только глаза выдавали напряжение.

Максим разливал кофе — крепкий, горький, с синтетическим привкусом. Но после крио-сна даже эта химическая жижа возвращала к жизни лучше любых медицинских стимуляторов.

— Итак, — начал Волков, когда все расселись. — Ситуация следующая. Тридцать семь... нет, уже пятьдесят две минуты назад мы получили сигнал уровня "Омега" от станции "Мнемозина". Для тех, кто подзабыл историю — это исследовательская станция проекта SETI, запущенная в 2138 году. Последний контакт — 2140 год. С тех пор молчание.

— Двести семнадцать лет, — добавил Герц. — Я успел кое-что накопать. Экипаж — двенадцать человек. Лучшие специалисты своего времени. Станция была оборудована по последнему слову техники тех лет.

— Которая давно должна была выйти из строя, — заметил Дарвин. — Даже с резервированием систем, даже с автономными ремонтными дронами — двести лет это слишком много.

— Согласен, — кивнул Волков. — Но факт остаётся фактом — станция передаёт сигнал. Герц?

Специалист по связи поправил очки и активировал голографический проектор. Над столом появилась визуализация сигнала — сложная трёхмерная структура из волн и импульсов.

— Это не похоже ни на что в наших протоколах, — начал он. — Сигнал идёт одновременно на всех частотах — от сверхдлинных волн до гамма-диапазона. Технически это невозможно для оборудования 2140