Девичник в космосе - Виктория Серебрянская Страница 12

меня до него никого не было, то он бы точно опозорился, не зная, что делать с моей девственностью. Но ни Стейн, ни те, кто был до него, не обладали таким воображением, как Шрам. Однажды, шла уже вторая неделя полета, близился конец моего первого эксперимента на борту пиратского корабля, и я ходила довольная как слон, я не выдержала и спросила у буканьера, откуда все это появляется в его голове? А перед этим пират довел меня до полного изнеможения на… спортивном тренажере, превращенном в подобие короткой кушетки!

Ответ Шрама ошеломил:

— Я чувствую тебя. Чувствую, что тебе нравится, а что нет. Что возбуждает больше, а что оставляет равнодушной или вообще вызывает негативную реакцию. А места и роли… Ты сама, наверное, не замечаешь, как иногда смотришь на тот или иной предмет мебели, а в глазах у тебя появляется мечтательное выражение. Ты очень темпераментна. И когда я заметил это впервые, то предположил, что тебе было бы интересно заняться там сексом. Осторожно попробовал и понял, что прав.

Я захлопала глазами, открывая рот, как выброшенная на берег рыба. Это что же, выходит, что это не Шрам развратник, каких поискать, а я? Никогда не считала себя монашкой или ханжой, но… Вспомнилось, как буканьер пару дней назад вечером подловил меня на выходе из душа, прижал к стенке и вот так, стоя, языком довел до такого оргазма, что мне потом было все равно, в какую позу он меня скрутит, чтобы получить разрядку самому. Если верить утверждениям Шрама, об этом мечтала я?! Но мне как-то никогда и в голову не приходило, что так можно. Что мужчина может опуститься передо мной на колени. И не сочтет это за унижение…

Впрочем, если забыть об этой бесстыдной откровенности пирата, то мы с ним очень даже здорово ужились. Я могла заниматься любимым делом, не отвлекаясь на домашние заботы и походы в лабораторию и обратно. Еду готовил автомат. Одежду чистила тоже техника. Это мог бы вполне быть рай для меня. Если бы не парочка «но».

Меня мучила совесть. Это было тем самым первым «но», существенно отравлявшим мне жизнь на корабле Шрама. Мне казалось, что я слишком хорошо устроилась, в то время как остальные погибли. И, вероятно, мучительной смертью. Все чаще и чаще мне снились ночами лица Стейна, Милли и остальных. И я уже начинала подумывать о том, чтобы попросить себе успокоительное. Но не просила. Потому что Шрам ходил мрачный и неразговорчивый. Мы почти прибыли на место, и что-то пирату не нравилось. Что-то было не так.

Я знала, что корабль Шрама не будет опускаться на поверхность планеты Аверсум. Одним из подготовительных этапов к операции было приобретение, перекраска и перемещение небольшого, но скоростного межзвездного катера на корабль пиратов. И я даже понимала, зачем это делалось. Отчасти.

Цель Шрама, Аверсум, была небольшой, но довольно развитой планеткой в системе Тау Кита. Ни во время обучения в Первой Зведной, ни тем более, после ее окончания, я не интересовалась этой планетой и даже не знала о ее существовании. Аверсум не играла какой-либо значимой роли в Альянсе. Но это была только ширма. На самом деле, и от граждан Альянса это скрывалось, планета имела залежи необходимого для создания чипсетов и микросхем для боевых роботов металла паризита, который крайне редко встречался на других планетах.

Я могла бы понять, если бы именно Шраму требовалось попасть на Аверсум. Мало ли чем этаким боевым желал разжиться пират, чтобы укрепить свою команду? Хотя в моем понимании это было глупо. Кому как не мне знать, как охраняются правительственные лаборатории и разработки. Куда проще, как мне казалось, найти кого-то, кому требовались деньги и купить у этого индивидуума вынесенное с лабораторий и складов. Предатели до сих пор находились всегда и везде. Но нет же, Аверсумом, и я это хорошо помню, интересовался безумный генетик Тейт, у которого я просидела в клетке три месяца. И вот это откровенно пугало. Что мог изобрести этот сумасшедший? Что могло ему понадобиться на Аверсуме, что нельзя было купить на черном рынке? Единственное, что приходило мне в голову, это что Тейт не хотел привлекать к себе лишнее внимание. А покупка на черном рынке неизбежно бы его привлекла.

Высадка на Аверсум должна была произойти за час до рассвета по местному времени. Общеизвестно, что это самые глухие часы, когда уставшие организмы гуманоидов уже предвкушают пересменку и отдых. И я понимала, на что делает ставку Шрам и его команда. И в то же время меня это беспокоило. Не знаю, как на Аверсуме, а в Арганадале к охране правительственных исследовательских институтов и лабораторий привлекали представителей самых выносливых рас. Обычно это были игумары и фарны. И если первые часто не отличались особой сообразительностью, то фарны… Невольно я долго раздумывала над этим вопросом, оправдываясь перед самой собой тем, что если со Шрамом что-то случится, то за мою судьбу и жизнь нельзя будет дать даже ломаный грош, как говаривали у меня на родине. И в конце концов, в последний вечер перед началом операции, решилась заговорить об этом со Шрамом:

— Ты же понимаешь, что не просто так с Аверсума не вернулось такое количество буканьеров? И Тейт не за твои красивые глазки пошел тебе на уступки?

Минут десять назад Шрам во второй раз за вечер довел нас обоих до вершины наслаждения и сейчас лежал расслабленный, с лицом кота, сожравшего хозяйские сливки. Однако, услышав мой вопрос, он повернул голову и удивленно, а потом и насмешливо уставился мне в лицо:

— Неужели ершистый ученый-генетик начал переживать за жизнь своего хозяина?

Насмешка обожгла. У меня в голове был выстроен стройный план разговора, но я не ожидала такого поворота разговора. Оказалась не готова к иронии. И даже к сарказму. Думала осторожно подвести Шрама к мысли о том, что где-то в охране требующегося ему объекта есть подвох. Здоровенный, как черная дыра. Но после подколки буканьера почему-то все мысли словно выдуло из головы. Обиженно повернувшись к Шраму спиной, я не нашла ничего умнее, чем буркнуть:

— Забудь. — И, помолчав несколько секунд, все же язвительно процедила сквозь зубы: — Надеюсь, у тебя хватит ума вернуться назад живым и не бросить меня на съедение своей озабоченной команде!

В следующий миг мне на бедро легла шершавая ладонь буканьера и непререкаемым жестом повернула меня на спину, Шрам всей тушей навис надо мной:

— Кто посмел приставать?

Переход от расслабленности и