Тролли и легенды. Сборник (ЛП) - Певель Пьер Страница 30

Йотун по-прежнему молчал. Силье не знала, понял ли он в тот момент — такое изумленное было у него лицо. Потом он поднес руку к губам и деликатно слизал первое подношение. Восторженный вздох, что он издал, наслаждаясь новым вкусом, успокоил Силье. Тролль проделал то же самое со вторым гостинцем и вздохнул с не меньшим удовольствием.

— Она восхитительна, и та и другая, — с благодарностью произнес он. — Я никогда не ел такой вкусной земли. Спасибо тебе, Силье Нильсен.

— Право, не за что, — ответила юная девица, гордая собой.

Они с мгновение помолчали, глядя друг на друга; Силье сотни раз представляла себе эту вторую встречу, но правильные слова больше никак не выстраивались в голове. Она уже не знала, как перевести разговор на интересующий ее вопрос, поэтому задала его напрямую:

— Помнишь ли ты форму гор вокруг тебя, когда ты выходил из пещеры своей матери?

Йотун склонил голову набок, так что его глаза расположились вертикально — один над другим. Он уставился в пространство, похоже, задумавшись. Силье невольно тоже наклонила голову.

— Там было острое, рядом плоское, а потом острое, острое и острое, — сказал он через мгновение.

Силье предпочла бы описание поточнее.

— Эти острые, они были все одна гора или несколько?

Тролль выпрямил голову, пожал массивными плечами и опустил их, отчего взвились клубы пыли. Он видел этот пейзаж разве что ночью; горы просто вырисовывались силуэтами на фоне звездного неба.

— Острые одинаковой высоты? — спросила девушка.

Спрашивала она без особого воодушевления, поскольку все зависело от расстояния, которое ночью оценить невозможно.

— Не знаю, — ответил тролль.

Силье перебрала способы описать родные места йотуна, но, похоже, с ее описаниями северного сияния и звезд дело ладилось плохо. А камни, березы и ели попадались повсюду. Через полчаса девушка наконец уселась, немного удрученная.

— Почему Силье Нильсен грустная? Она собирается делать слезы?

— Нет, но я бы хотела помочь тебе найти мать. К сожалению, я тебе, наверное, вряд ли смогу помочь.

— Почему ты хочешь помочь Хрунгниру? Силье Нильсен потеряла свою маму?

Силье покачала головой. Нет, но она не смогла бы сказать — было ли это хуже, чем потерять бабушку. Она не осмелилась признаться ему, что в ту, первую их встречу как раз убегала от матери.

— Хрунгнир найдет маму, надо только набраться терпения.

Силье подняла лицо к огромному существу, не зная, жалеть его или завидовать. Она решилась задать вопрос, который уже некоторое время не давал ей покоя:

— А ты сумеешь ее узнать после стольких лет? Моей бабушки нет в живых уже почти три месяца, и я начинаю с трудом вспоминать ее лицо. Я все еще помню ее улыбки, взгляды, но боюсь потерять ее образ, — пробормотала Силье. — Ты еще помнишь лицо своей матери?

Тролль убежденно кивнул. Он сунул руку в карман своего поношенного кожаного одеяния и вытащил комок ткани, старой, как само время.

— Однажды Хрунгнир нашел гномский камень в форме мамы. Хрунгнир с тех пор его прятал.

С невероятной для таких гигантских рук деликатностью он расправил грязную ткань, словно лепестки цветка, и обнажил миниатюрный серебряный самородок внутри.

— Можно мне взять и посмотреть? — спросила девочка.

Тролль, с засверкавшими при виде своего сокровища глазами, согласился.

Силье взяла кусок чистой руды и уважительно покрутила его. Кусок блеснул в свете лампы тролля. Он был размером с палец девочки и вдвое его толще. На две трети его длины он был весь в буграх, а оставшаяся треть выглядела волокнистой и растрепанной, как будто боги, когда создавали эту руду, ухватились за кончик и тянули. Чтобы увидеть в нем женственную фигуру, требовалось изрядное воображение, если только она не состояла исключительно из здоровенных асимметричных ягодиц, более чем внушительных грудей, столь же непропорциональных, и огромной массы волос над этим всем. Не то чтобы особенно безобразная, мать Хрунгнира уж точно не принадлежала к числу тех йотунских женщин, которые вскружили бы голову богу Одину. Но Силье воздержалась от того, чтобы высказывать это замечание вслух. Перед ней был кусок минерала, который чудесным образом вызывал в памяти его владельца женщину, и она с удовольствием тоже заимела бы такой волшебный камень или что угодно другое, чтобы образ бабушки являлся ей не только во сне. Мормор похоронили по деревенскому обычаю, со всеми ее вещами, с которыми ей предстояло жить после смерти, как при жизни. Кроме кресла перед камином от нее ничего не осталось.

Силье положила драгоценный кусок породы обратно в его матерчатое вместилище. Как сумел Хрунгнир подобрать такую маленькую вещицу такими большими пальцами, когда впервые нашел? Должно быть, ему потребовалось немало терпения, чтобы взять ее, решила она, когда увидела, с каким трудом он укутывает старой тканью свое сокровище, прежде чем убрать его.

— А твой отец?

— Его забрали гномы до рождения Хрунгнира.

Все же у Силье настолько худо с семьей дело не обстояло. По крайней мере, с отцом она время от времени виделась.

Заодно они обсудили, чем у кого бывали заняты дни. Жизнь тролля проходила в рытье скалы киркой, выбрасывании камней в подземную пропасть, а потом поедании кореньев перед тем, как в одиночестве улечься на землю в маленькой пещере глубоко в горах. Девочка рассказала о своей семье и признала, что ее жизнь, если сравнивать, протекала живо и захватывающе — даже когда ей было до смерти скучно.

— Это цветочек? — неожиданно спросил Хрунгнир, указывая на горечавку, заткнутую за корсаж Силье.

Девушка вынула растение и протянула его ближе к глазам йотуна.

— Мама Хрунгнира говорила, что цветочки бывают разноцветные. Один раз она сорвала несколько и принесла в пещеру при свете факела. Это какой цвет? Он как глаза Силье. Хрунгнир уже не помнит.

Ей и в голову не приходило, что в мире троллей встречаются лишь оттенки серого, черного и бурого.

— Синий. Это горечавка, — сказала она. — Пожалуйста, я и тебе подарю.

Она приподнялась и пропустила цветок между двумя кусками кожаной робы тролля. Крошечная синяя точка была почти незаметна среди массы серых мышц и потертой кожи. Хрунгнир наклонил голову набок, чтобы полюбоваться ею; его глаза снова встали друг над другом по вертикали.

— Синий, — повторил он. — Синий, как горечавка. Синий, как глаза Силье Нильсен.

Девочка улыбнулась. Она оправила на себе тесноватый корсаж и слегка зарумянилась. Ей часто говорили, что ее глаза цветом почти как горечавки, но никто и никогда не говорил этого с такой непосредственностью и искренностью.

— Мне лучше вернуться. Я обещала маме быть дома к обеду. В следующий раз я принесу тебе букет из горечавок. Они повсюду, и в этом году они ранние. И другие цветы принесу тебе тоже.

— Как мама Хрунгнира?

— Да. Если тебе хочется.

— Да, Хрунгниру бы очень понравилось. Хрунгнир вспоминает, что мама часто находила цветы рядом с семью реками, которые падали с неба.

Число заставило Силье застыть.

— Ты говоришь о водопадах? — потребовала она.

Йотун, похоже, не понимал этого слова.

— Где вода падает с горы? — уточнила она.

Хрунгнир кивком одобрил.

— Семь водопадов рядом друг с другом?

Выпяченная челюсть шевельнулась в знак подтверждения, не понимая, что из этого следует. Силье запрыгала от радости:

— Это водопад Семи Сестер! Он совсем недалеко от моего дома! Я обожаю туда ходить! А ты сможешь найти к себе дорогу, если я тебя туда отведу?

Тролль вроде бы поразмышлял и ответил:

— Пещера мамы Хрунгнира рядом.

— Рядом?!

Силье не могла поверить в такое совпадение. Она лазила под этот каскад водопадов тысячу раз. Она вдруг вспомнила, что около одного из водопадов есть вход в пещеру, но ее никогда не тянуло разбираться, чтó в ней; она всегда предпочитала соскальзывать по скале вместе с водой водопада, чтобы влететь в бирюзовую волну. То есть, это до тех пор, как Кнут не спрятался за грудой камней, чтобы подсмотреть за ней, но она предпочла не вспоминать об этом досадном инциденте. Силье вдруг страшно разволновалась. Она-то искала гору, где могла находиться мать Хрунгнира, и вовсе не предполагала, что та окажется так близко! Она захлопала в ладоши и закружилась вокруг себя.