Музейные истории - Роман Моргунов Страница 6

– И самое главное, – чеканя слова словно монеты, сказал Александр Иванович. – Быть готовым принять любого (ЛЮБОГО!!!) посетителя!

Слово «любого» тремя восклицательными знаками и большими буквами выделил я. Гуамоколотинг выделил его отдельным звонким карканьем и маханием крыльев, так что я понял, что это очень важно. А что я хотел? Каков Музей – такие и посетители.

Следующие три дня я занимался наведением порядка.

Начал сверху вниз.

На Балконе собрал всю мебель к кухонному углу, помыл полы, протёр сухой тряпкой, всё вернул на свои места, а как только закончил, услышал:

– Пять персон! Помнишь?

И без говорящей вороны я помнил слова Александра Ивановича. Собственно, искать тарелки, блюдца и чашки не пришлось. Надо было только всё помыть.

– Пять! – каркнула птица.

Я обернулся. Гуамоколотинг занимал место на низком стеклянном столике.

– Это очень важно! – повторил он. Я стал демонстративно считать тарелки и чашки.

– Видишь? – сказал я. – Пять! На пять персон!

– Не забудь о розах, маленький принц!

– Я не принц! – огрызнулся я. Уж не знаю, откуда он брал все вот такие свои колкие замечания, но периодически он произносил что-то такое, чего я вообще не понимал. Кстати, видимо, я должен был понимать… От этого ещё больше злился.

Роз было много. Я принёс чёрный мусорный мешок, надел перчатки и стал выбрасывать уже засохшие цветы. Их было довольно много. Гуамоколотинг вился вокруг меня и всё время что-нибудь приговаривал:

– Вон, ещё справа!

Я видел. Просто был занят другим.

– Засыпь ямку! Она здесь не нужна!

Да, действительно, после того, как я вытащил с корнем засохший цветок, осталась довольно внушительная ямка. Разумеется, я не собирался всё оставлять так. Но и всё сразу я делать не успевал.

– Их надо полить!

Тоже мне открытие! Сам знаю!

Гуамоколотинг постоянно менял места своего пребывания. Каждый раз его голос раздавался с неожиданной стороны, что раздражало ещё больше.

– Криворукий ты какой-то! – в какой-то момент раздалось над моей головой. Я попытался увидеть птицу, но она уже переместилась куда-то ещё.

– Слушай, Гуамоко…

– Да? – перебила меня птица уже из-за спины. Я поворачиваться к ней не стал.

– Ведь цветам нужно солнце… А здесь всегда ночь…

– Здесь такие цветы и такая ночь, что ничего привычного здесь не нужно!

Я думал ещё что-то уточнить, но птицы каркнула уже из-за левого плеча:

– Как такое можно не понять! Наберут по объявлению!

Я думал возразить, что объявления кто-то пишет, но по хлопанью крыльев понял, что птица резко взмыла вверх и куда-то улетела.

– Гуамоко? – позвал я. Никто не отозвался.

С розами я провозился никак не меньше часа. Только потом спустился вниз. Гуамоко сидел на спинке дивана в большом выставочном зале.

– Работы очень много! – отрывисто гаркнула птица. – Где ты есть?

Я не видел никакой работы. Некоторое количество пыли, надо было протереть. Ещё расставить витрины и что-то туда положить. Почему он всё время подчёркивает, что здесь много работы?

– Монеты! – хрипло кричала птица. – Безымянные Монеты!

– Что с ними? – спросил я.

– Надо разложить Безымянные Монеты!

– Где они?

Безымянные Монеты, оказывается, были в нижнем ящике книжного шкафа. Лежали довольно-таки тяжёлым грузом в белом холщовом мешочке. Довольно, кстати, увесистый.

– Расставь витрины! – потребовал Гуамоко.

Витрин было семь. Довольно маленькие и лёгкие. Стеклянные сверху и с красным бархатом внутри. Я один спокойно брал витрину и ставил туда, куда говорил Гуамоко. Никаких сложностей.

– Ровно! Надо ставить ровно! – требовала птица. Я отходил, смотрел, выравнивал. Гуамоко не говорил никаких «правее» или «левее», просто постоянно требовал поставить ровно.

А ещё он никак не мог заткнуться.

Стеклянная крышка открывалась очень легко. Специальная металлическая палочка закрепляла стекло почти что в вертикальном положении, очень удобно.

– Безымянные Монеты надо выкладывать в каком-то особом порядке? – спросил я.

– Нет! – зло ответила птица.

– Но надо, чтобы они все оказались в витринах?

Птица презрительно фыркнула:

– Нет, конечно! Такое ещё никому не удавалось!

Я пожал плечами.

– А сколько их надо в ряд? – спросил я.

– Давай! Клади Безымянные Монеты!

– Да есть хоть какие-нибудь правила?! – не выдержал я.

– Какие правила?! – взвилась на меня птица, грозно расправив крылья, хищно наставив клюв, зло сверкая глазами. – Хватит болтать! Делай!

Мне ничего не оставалось, как класть Безымянные Монеты на своё усмотрение. Они были маленькие и холодненькие, как льдинки. В первой витрине я выложил их в три ряда. Они не были одинаковыми. Да, все маленькие, какие-то кособокие, но пустые и холодные. Ничего на них не было. Неужели кто-то придёт смотреть на эти совершенно пустые кособокие кусочки серебра? Кстати, серебро ли это? Я спросил об этом Гуамоко.

– Не знаю, – ответила птица.

Я был уверен, что птица знала.

– Ладно, не хочешь – не говори, – сказал я.

– Это они сначала такие безликие, – вдруг, помолчав, сказал Гуамоко. – А потом они совсем другими становятся.

– Потом? – удивлённо спросил я.

– Конечно! – зло гаркнула птица. – А ты думал, они здесь вечность лежат, что ли?

Честно говоря – да. Но говорить это разъярённой вороне я не стал.

– Ещё пару часиков – и всё, – вместо этого сказал я.

– Ничего не получится, – выдержав паузу, сказал Гуамоко.

Никак не понимал его пессимизм. Что в этом тяжёлого?

Но тут в дверь позвонили.

2

Спускаясь, я очень волновался.

Перед дверью я остановился, выдохнул. Собрался с мыслями. Почему-то никаких мыслей не обнаружил, поэтому ещё раз выдохнул и открыл дверь.

– Здравствуйте! – как можно дружелюбнее сказал я и стал улыбаться. Вроде бы так полагалось встречать гостей.

– Добрый день, молодой человек!

Передо мной стояла довольно пожилая женщина в длинном платье мышиного цвета. Через правое плечо у неё была перекинута довольно увесистая старая кожаная сумка. Она держала пухлыми старческими пальцами какой-то листок бумаги и ручку.

Я совсем иначе представлял себе первого посетителя Музея.

Видимо, эта мысль отразилась на моём лице. Женщина смачно облизнула громадным слюнявым языком указательный палец, протянула мне маленький белый конверт и сунула прямо под нос длинную узкую полоску, заполненную мелким печатным текстом.

– Получите и распишитесь! – скороговоркой выдала она.

– Что это? – испугался я.

– Ваш долг! – почти что радостно сообщила она.

– Какой долг? – растерялся я.

О том, что у людей бывают долги, я конечно же знал. Кто-то когда-то рассказывал. Ещё в новостях иногда говорили, и там это всегда заканчивалось решётками и полицейскими. Сам я в долг никогда не брал, поэтому никак не мог сообразить, как связаны «долг» и «я».

Тем временем женщина вздохнула:

– За коммуналку, молодой человек, платить надо! Вот какой!

Слюни от неё летели во все стороны, словно фонтан. Почему именно такие люди приносят почту?