С тобой и навсегда - Алексей Птица Страница 42

— Что значит настоящий? — опешил я.

— А вы-таки знаете, что весь чай к нам везут из Одессы, и везут, обманывая, смешивая его с опилками чайных кустов? Но в нашем заведении такой номер с кривлянием не пройдёт! У нас настоящий байховый чай из Закавказья, собранный руками юных девственниц из династии Рахат-Лукумов.

Я пожал плечами, ни разу не слышал о династии Рахат-Лукумов, но мне, собственно, и всё равно на эту династию. «И при чём тут девственницы?» — подумал я и пожал плечами.

— Если чай хороший, то не откажусь.

— Сию минуту.

Примерно через час мне вынесли небольшой знак ордена Анны, называемый в просторечье «клюквой», заключённый в овальный медальон, повешенный на тоненькую цепочку из белого золота.

— Ваш заказ, уважаемый, как чай?

— Как будто увидел тех девственниц, что собирали его, и каждая прожила не меньше сорока лет, бережно срывая нежные листочки на крутых склонах седых гор.

Гм, продавец так и не понял, сказал я правду или это имелся в виду сарказм, но сделал вид, что поверил. На самом деле сам чай оказался так себе, но мне хотелось занять себя и вкус чая я на самом деле практически не чувствовал. Просто терпкий знакомый напиток и всё, да мне по большей части всё равно, я и кипяток могу голый пить, особенно в таком состоянии.

В это время мне вынесли медальон, в центре которого поместили знак ордена, всё оказалось сделано очень аккуратно и красиво, так что я на радостях похвалил сразу всё.

— Заказ хороший, чай неплохой, сколько с меня?

— Благодарю! За сам орден двести злотых, плюс скидка в двадцать злотых, как участнику боевых действий и гражданину, медальон стоит сто пятьдесят плюс работа мастера в сто двадцать злотых, итого с вас четыреста пятьдесят злотых.

— Понял, я забираю.

— Очень рады, спасибо! А вот к нему в подарок от нашей фирмы «Далгоёж и сыновья» — чехол для медальона.

— Благодарю! — я забрал чехол с медальоном и вышел из магазина, крепко сжимая его в руке.

Поймав извозчика, я сообщил ему направление к имению генерал-губернатора, чем вызвал любопытный взгляд.

— К генерал-губернатору изволите ехать?

— Тебе-то что, любезный? — я был не настроен на разговор.

— Да мне всё равно, моё дело маленькое, однако я слышал, что его чуть не убили?

— Я тоже слышал, — насторожился я, по-прежнему держа статус хмурого анонима.

— Да уж, а так он вроде как выжил и в больнице лежит, не слышали?

— Не знаю, меня пригласили к одному из гостей графини, чтобы поговорить об инженерной мысли и перспективах развития фал центрического неорганического себявыдвижения.

— Ага, говорить по-научному это хорошо умеешь, уважаю.

— Да, но не особенно, когда не знаешь о чём говорить.

— Так вы же студент, вас учат всему в академиях ваших?

— Да. Потому и пригласили, поговорю и назад поеду, гостить у родственников.

— А, ну тогда, конечно, тогда можно и поговорить.

Я кивнул, но больше своим мыслям, чем извозчику с его неуёмным и несколько настораживающим любопытством.

— А граф-то в больнице? — всё не отставал он.

— Наверное, — пожал я плечами, — я не вдавался в подробности, главное, что спасся, а дальше, что да как, то не моего ума дело.

— Оно и верно, меньше знаешь — больше живёшь.

— Да, я тоже этого мнения.

Извозчик всё порывался спросить ещё что-то, но я скорчил недовольную гримасу, и он отстал, а я запомнил, как его рожу, так и лошадку с повозкой, и номер её, на всякий случай. Подъехав к имению генерал-губернатора, я расплатился с извозчиком, долго споря о стоимости проезда, буквально торгуясь за каждую копейку. Проезд стоил сорок пять копеек, в другое время я бы сунул ему полтинник и забыл о том, но въедливые вопросы извозчика меня изрядно разозлили.

Я долго отсчитывал копейки, вызывая глухое ворчание мужика, демонстрируя свою скупость и нищету, наконец, последняя копейка отыскалась в другом кармане и перекочевала в руки извозчику. Спрыгнув с коляски, я подошёл к ограде и нажал на входной звонок на воротах, терпеливо ожидая, когда ко мне выйдет кто-то из охраны, хотя мог бы зайти и так, но не захотел этого делать на глазах извозчика.

Ждать мне пришлось недолго, вскоре калитку открыли, я вошёл в имение и не успел поприветствовать графинь, как меня вызвали к телефону. Звонил мне, как оказалось, ротмистр Радочкин. Разговор с ним не занял много времени, оставив после себя двойственное впечатление: с одной стороны — меня не забывали, а с другой — меня теперь, получается, по каждому поводу будут рвать на части, не давая задержаться на пару дней рядом с любимой девушкой?

Да, грехи наши тяжкие, получается, что решить вопрос всей моей дальнейшей судьбы откровенно мешают вовсе не враги, а соратники. Однако всем на то в общем-то глубоко и сильно всё равно, у них дела государственной важности, что там мелкие делишки недоучившегося студента⁈ Повесив трубку обратно на рычаг, я поморщился, как от зубной боли. Не люблю отказывать, а здесь по-другому не получается. Закончив разговор, я отправился обратно к графине.

— Как вы съездили, барон?

— Удовлетворительно, уговаривали уехать, как можно быстрее, в Павлоград.

— Понятно, и что же вы?

— Я уведомил, что раньше, чем послезавтра, не смогу. По этому же поводу и звонили.

— Вот как⁈ — графиня села поудобнее и начала рассматривать меня более внимательно, Женевьевы с ней в комнате не оказалось, что в чём-то даже облегчало разговор.

— Вы, барон, я вижу, очень востребованы в столице, или я ошибаюсь?

— Нет, это всё в связи с нападением на вашего мужа, все жаждут подробностей.

— Да, я так и подумала. Вы намерены дождаться выписки моего мужа, чтобы переговорить с ним?

— Да, я очень этого хочу.

— Его выпишут завтра утром, сегодня, когда я приехала к нему, мне не разрешили его забрать во избежание ухудшения здоровья и для исключения повторного нападения, так как не всё пока ещё хорошо с его охраной.

— Я готов завтра утром съездить в больницу вместе с вами и обеспечить его защиту, в меру своих сил.

— Не волнуйтесь, я справлюсь сама, охрана будет не только надёжной, но и многочисленной.

— Но я бы хотел помочь.

— Нет, вы можете подождать здесь, а не пытать