Светлые века - Йен Р. Маклауд Страница 27

Невероятная вспышка. Затем дым, громкое сердитое шипение и вонь гари. Я упал на спину, успев отметить замедленную реакцию грандмастера Харрата, который попытался меня поймать, и вялый изгиб его рта, услышав глухой стук от соприкосновения собственного затылка с полом. Но все это как будто происходило где-то далеко. Меня потянуло вверх и назад. Потолок вздулся, как парус. Воздух устремился к нему, и в какой-то момент я осознал, что смотрю на Брейсбридж, паря среди звезд.

Затем ночь заклубилась. Луна пронеслась по небу. Поезда превратились в светящиеся полосы. Небо пылало, свет-тьма-свет – и солнце двигалось по нему задом наперед. Снег мелькал на склонах Рейнхарроу, а поля пульсировали в такт смене времен года. Я понятия не имел, что происходит, но выглядело все так, словно я стремглав летел в прошлое. Может, такова смерть? Затем солнце поднялось в небо и замерло на западе над займищами, несколько облаков свернулись клубочком вокруг него в синеве, их тени пятнами легли на Брейсбридж, который шумел, как обычно летним утром. За годы мало что изменилось. Конечно, старые склады позади больницы Мэнор на Уитибрук-роуд все еще стояли, а зольные отвалы кирпичного завода еще не начали свое неумолимое наступление на Кони-Маунд. Но это совершенно точно был Брейсбридж. Почувствовав тепло солнечных лучей и услышав скрежет и лязг двигателей, я начал приближаться к городу, к просмоленным и рифленым крышам «Модингли и Клотсон». Внезапно передо мной закружились открытые склады и покрытые копотью кирпичные стены, затем мох на какой-то крыше, пока я беззвучно не прошел сквозь нее и не обнаружил, что парю в прохладном мерцании комнаты, которую сразу узнал. Это был покрасочный цех. Зрелище выглядело почти так же, как увиденное несколько сменниц назад с грандмастером Харратом, не считая мелочей, обусловленных временем. Моя мама, сидящая среди девушек за верстаками, такая знакомая и молодая, подняла светящуюся кисточку и окунула в краску.

Когда распахнулась ведущая во двор дверь, я почти ожидал увидеть, как входит отец, но появился грандмастер Харрат – ошибки быть не могло, пусть ему и не хватало веса и бакенбард. Бригадирша поспешила ему навстречу, покачивая внушительным бюстом. Определенно, уже тогда грандмастер Харрат был человеком, с которым считались. Я это понял по непринужденной тихой просьбе, с которой он обратился к бригадирше, и тону ее положительного ответа. Нельзя ли одолжить пару девушек из покрасочного цеха? Просьба была пустяковой, и Харрат покачал головой, когда бригадирша многозначительно заметила, что выбранные кандидатки – не лучшие работницы, пусть и самые хорошенькие. В суждениях Харрата никто не мог усомниться. Моя мать и светловолосая девушка рядом с ней кивнули, услышав свои имена, и отложили шестеренки, над которыми трудились; моя мать при этом уронила на пол стаканчик с кисточками. Бригадирша закатила глаза.

Две молодые гильдейки и грандмастер Харрат вместе покинули покрасочный цех, а я поплыл за ними следом, как призрак. Вместе эти представители двух ветвей рода людского выглядели странно. Грандмастер Харрат был одет с иголочки, а моя мать и ее подруга – которую она называла Кейт, когда они перешептывались, – носили сабо и платья с чужого плеча. Наблюдая за тем, как троица идет дворами, я отчетливо понял, что им нечего друг другу сказать, как бы моя мать и Кейт ни обменивались слегка лукавыми улыбками. Затем я услышал фабричные гудки, увидел, как мимо гурьбой прошли рабочие, и до меня дошло, что это полусменник. Странное время для «добавки» – я знал, что девушки из покрасочного цеха так называли работу, которую предстояло делать за пределами его стен, – ведь вскоре открытые склады должны были опустеть, а на Машинном и Центральном ярусах остались бы лишь немногочисленные работники, чья роль в обслуживании эфирных двигателей была ключевой. Даже на территории самой фабрики теплый летний воздух как будто предвещал послеобеденный футбол и прогулки на речном берегу. Моей маме и ее подруге Кейт должны были засчитать это рабочее время, умножив на полуторный коэффициент, коего гильдмистрис в «Модингли и Клотсоне» удостаивались нечасто.

Гудки стихли. Ворота опустели. Голуби ворковали. Гуррр-гуррр. Гуррр-гуррр. В очередном непримечательном дворе грандмастер Харрат направился к побеленной кирпичной стене. В ней были железные ворота с ржавыми прутьями в пятнах старой краски. Моя мать и Кейт с любопытством наблюдали, как грандмастер Харрат берется за висячий замок. На мгновение гильдеец задумался, потом произнес слова, от которых тот открылся. Кейт восторженно захлопала в ладоши, а моя мать насторожилась, когда ворота заскрежетали. Дальше были искры от кремня, немного возни с высохшим фитилем старой лампы и тусклый огонек. Они начали куда-то спускаться по бетонным ступеням, мимо кирпичных стен, и сырой воздух ритмично колыхался, как будто кто-то дышал в такт завыванию и грохоту эфирных двигателей. Там, где пол выравнивался, давление воздуха оказывалось достаточно сильным, чтобы подолы юбок двух женщин трепетали. Коридоры с аккуратными плиточными полами и кирпичными стенами преобразились. Кирпичи стали меньше, старше; они крошились от древности. Следуя за лампой грандмастера Харрата, пригибаясь по мере того, как потолок понижался, Кейт и моя мама взялись за руки, чтобы не упасть, поскольку их сабо скользили на наклонном полу. На стенах были знаки гильдий и граффити. И еще резные спирали, завивающиеся к центру, – они напомнили мне замшелые очертания сарсенов на вершине Рейнхарроу. Гул двигателей по-прежнему нарастал.

Они подошли к двери. За ней оказалась комнатка, которая когда-то была наполовину выложена плиткой, но та почти вся осыпалась и хрустела под сабо моей матери и Кейт. На стенах висели перекошенные старые полки. Среди мусора попадались какие-то покоробленные гильдейские плакаты, чей смысл давно уничтожили время и сырость. Попасть в такое место после столь интересного путешествия было поводом для разочарования: единственным предметом, который не выглядел так, словно его забыли тут в прошлом веке, оказался грубый деревянный ящик длиной в ярд, высотой и шириной примерно в фут, да и он отнюдь не блистал новизной. Слова ОСТОРОЖНО ОПАСНЫЙ ГРУЗ были нанесены на крышку с помощью трафарета, красными заглавными буквами. Грандмастер Харрат достал карманный ножичек и перерезал бечевку, которой была обмотана защелка. Скрипнули петли. Сперва показалось, что в ящике только скомканные пожелтевшие газеты, но грандмастер запустил в них руки, улыбаясь, словно ребенок перед лотерейным барабаном.

Внутри явно находилось что-то тяжелое. Чтобы вытащить эту штуку, пришлось ухватиться обеими руками. Когда из ящика появилось нечто