Светлые века - Йен Р. Маклауд Страница 23

кресла. Я скинул ботинки и отправился наверх. Подле маминой комнаты ночная тьма казалась гуще. Я услышал ее дыхание – а-а-а, а-а-а, ритмичный звук, выражающий безграничное изумление, – и почувствовал, что она прислушивается, пусть и не зовет меня по имени. Внутри все сжалось, и вместо того, чтобы как обычно прошмыгнуть мимо и лечь в постель, я против собственной воли толкнул скрипучую дверь.

– Где ты был? Я слышала крики…

– Просто гулял.

– От тебя пахнет шоколадом.

Золотистая обертка все еще хрустела в моем кармане.

– Кое-что нашел.

Я стоял, и мой взгляд блуждал вокруг кровати. Хотя ночь была тихая, огонь в очаге едва теплился, как будто ему мешал ветер, наполняя комнату маревом с запахом сажи. Все казалось чересчур просторным, чересчур темным, пахло ночным горшком, угольным дымом, розовой водой. Но мама привела себя в порядок, как могла: сидела, укрытая чистыми простынями, с подушками за спиной.

– Прости, что так вышло с обедом, Роберт. Я вела себя…

– Не надо…

– Я просто хотела, чтобы этот день был особенным. Я знаю, что в последнее время нам пришлось нелегко. Мы утратили надежду.

– Да ладно. Все нормально.

– А еще от тебя пахнет теплыми комнатами, Роберт. – Ее ноздри затрепетали. – И вкусной едой, фруктами, камином, хорошей компанией… Почти как летом. Иди сюда.

Я медленно обошел кровать, борясь с подступающей паникой.

– Ты заглядываешь ко мне не так часто, как раньше…

Ее бледные руки взметнулись по-змеиному, и я почувствовал, как когтистые пальцы ласкают мой затылок. Их нажим был непреодолимым. Я наклонился, и меня как будто окутали слои грязного дыма.

– Ты стал чужим, Роберт. – Она притянула меня ближе, и ее голос сделался тише любого шепота. «Не позволяй всему закончиться вот так…» От нее пахло одеялами, пропитанными застарелым потом, и немытыми волосами, а еще она была очень горячей.

Разжав объятия и жестом предложив мне сесть на матрас, мама начала расспрашивать о том, что теперь называла «жизнью внизу»: справляется ли отец, ведет ли Бет хозяйство так хорошо, как утверждает. Я уставился на крупную пульсирующую вену – она выступала на мамином виске, не сближаясь с изменившимися глазами; мы пытались друг друга успокоить, и разговор складывался простым и предсказуемым образом. Я мог бы произнести все реплики мамы вместо нее. Она не нуждалась в моих ответах.

Я подергал за ниточку, торчавшую из шва на простыне. Когда-то это была хорошая ткань – наверное, свадебный подарок, – но после стольких стирок в оцинкованном тазу протерлась почти насквозь. Беспомощно взглянув на мамины пальцы, я заметил, что они испачканы в чем-то черном. Перевел взгляд на ведерко, которое Бет наполнила дешевым мелким углем – мы пользовались им, как и многие обитатели Кони-Маунда. Несколько кусочков побольше обнаружились возле камина, а на тряпичном коврике рядом с кроватью лежали россыпью крошки. Я услышал, как что-то скребется в углу, и бросил туда взгляд, рассчитывая увидеть крысу или мышь. Но тварь, исчезнувшая в щели под деревянной стенной панелью, была многоногой и с гладкой, блестящей спинкой. Драконья вошь, откормленная безумием эфира до размеров, посрамляющих любое заурядное насекомое.

– В тот день, когда… – услышал я собственный голос со стороны.

– Какой день? – мама подняла руку, чтобы тыльной стороной ладони стереть с лица воображаемое пятно. – Ты про праздник Середины лета? Помнишь, было очень жарко, и мы отправились на займища, чтобы перед открытием ярмарки посмотреть на бедного старого дракона. Ты был таким…

– Я про день в этом году, когда мы ездили на поезде, мама! Это был четырехсменник, и я увидел, как из гильдейского дома вышел какой-то мужчина. Ты на него посмотрела, и… В общем, в тот полусменник, когда я побывал в «Модингли и Клотсоне», мы с ним познакомились. Его имя грандмастер Харрат, и он состоит в одной из великих гильдий. Он все время… ну, спрашивает, как у тебя дела. Кажется, он тебя знает.

Мама на некоторое время зажмурилась, после чего покачала головой.

– Нет, Роберт. Я понятия не имею, о ком ты говоришь.

Огонь сердито плюнул искрами. Поплыл дым. У меня защипало глаза.

– Но разве мы не могли бы…

– Не могли бы что, Роберт? – это прозвучало отстраненно и зло; мама внезапно сделалась совсем не похожей на человека, которого я как будто бы знал. – Вызвать тролльщика, чтобы он увел меня в тот жуткий приют? Продать меня какой-нибудь гильдии в качестве подопытной?

– Что бы ни случилось, – сказал я, – в чем бы ни была причина, она как-то связана с тем местом. С «Модингли и Клотсон». Они должны заплатить. Или ты могла бы сбежать с мистрис Саммертон и той девочкой, Аннализой, чтобы жить с ними. Ведь все не обязательно должно идти так, как сейчас? Ты же…

Мама вздохнула. Я понял, что эту тропинку истоптали так, что земля омертвела, став каменистой и бесплодной.

– А как насчет твоего отца, Роберт? Тебе не кажется, что в нынешних обстоятельствах, если мы начнем брыкаться и возмущаться, кое-кто попросту воспользуется любым предлогом, чтобы от него избавиться? Его вышвырнут, я застряла здесь, Бет связана по рукам и ногам, а ты, Роберт, будем честны, слишком молод, чтобы от тебя был какой-нибудь толк, не считая дурацких идей. По-твоему, чем все это обернется? Что с нами в конце концов случится? Лучше бы я не брала тебя с собой в Редхаус, к Аннализе и Мисси.

Я пожал плечами, задетый ее внезапным гневом.

– Ничего нельзя изменить, – продолжила она. – Что есть, то есть. Мне жаль, Роберт. Я думала о том же, что и ты. Мы все об этом думали. Мы бы хотели, чтобы все сложилось иначе. А еще я бы хотела никогда не видеть те проклятые тенёта и камень… Но, пожалуйста, не делай глупостей – ради меня.

Голос звучал хрипло, хотя она старалась смягчить тон. Как будто мерзкий воздух ее доконал.

– Все стало таким странным… Я ненавижу себя. Ненавижу эту комнату. Ненавижу лежать здесь, на этом матрасе, в этой кровати. Да, я знаю, что ты чувствуешь ко мне, Роберт. Это…

Мама покачала головой, не в силах подобрать нужное слово, и я услышал хруст костей. Как будто она – как и все, что нас окружало, – была плодом поспешной, дешевой магии. Ритмичные движения продолжились. Задолго до того, как она угомонилась, я начал скрипеть зубами, стискивать кулаки, сжимать сфинктер, страстно желая, чтобы все закончилось.

– И я вспоминаю свои юные годы, Роберт. Как же я любила свою кровать и сны, которые она мне приносила! Иногда я вижу, какой была эта долина