Линии Леи - Евгений Луковцев Страница 15

Как сбежали алкаши-подставные — не видел. Только услышал в сумраке сознания, что громыхнули незапертые железные ворота. Этот звук вернул меня в понимание, что дела идут хуже некуда.

Я лежал на земле, в грязи. Зрение не желало возвращаться, хотя глаза уверенно сообщали мозгу, что они открыты. Ощущения под рёбрами соответствовали трём-четырём полновесным ударам ноги, а боль в голове можно было смело измерять в тротиловом эквиваленте. И словно этого мало, горло очень больно кололо чем-то острым.

— Очнись, мершен! — потребовал голос в темноте.

Опять этот гортанный выговор, знакомый и неприятный. Я невнятно промычал в ответ. Невидимка встряхнул меня, и процесс возвращения в сознание пошёл быстрее.

В глазах прояснялось. Сперва я разглядел огромную волосатую руку прямо под носом. Кулак с толстыми пальцами без колец и татуировок водил передо мной лезвием ножа — обычного, железного, видимого. И уже немного запачканного кровью.

Второго "хвостатого" стало видно чуть позже. Он сидел верхом на ком-то, уткнув в спину лежащей фигуры пистолет. Ах, да, это же Лёшка, он так и не встал после удара. Но раз ему угрожают, значит, по меньшей мере, жив. Это уже хорошо.

— Говори, мершен! — каркнул голос над ухом. — Где пакет и где мой нож?

— Вот же нож, — удивился я и получил за это кулаком в бок.

— Это для тебя нож! Такой мусор, как ты, только таким и резать. Где мой нож? Обесцвеченный нож где? Это дорогой нож, подарок, я порежу тебя на куски, если не вернёшь!

— Откуда я знаю, где твой нож? У ментов спроси, они вагон обыскивали.

— А ты что, не мент, что ли?

Возражать было бессмысленно. Эмблема и дубинка, которые мне выдал Смыслов, были ложными, но неоспоримыми уликами.

— Говори! Где наш нож и где наш пакет?

— Я думал, пакет вы сами забрали. Вы же тогда первые уходили.

— Врёшь, мершен! Мы сейчас пойдем с тобой, и ты отдашь мне нож и пакет!

Интересно, на каком языке он ругается? Интересно, почему меня волнует эта ерунда, а не лезвие у горла?

— Тебя зовут Буньип?

Рука на моей шее ощутимо напряглась. Видимо, угадал. Это провокация, конечно, но что мне оставалось делать? Только пытаться сменить тему разговора. И хотя ответа не последовало, кое-что новое я выяснил.

"Хвостатые" тем временем обменялись несколькими фразами на своём языке, и я снова не смог его опознать. Грассирующий, словно плохой немецкий, но с большим числом долгих мяукающих звуков, как во вьетнамском. Диббук кивнул, тогда Буньип резким движением развернул меня к нему и сказал:

— Если ты не будешь говорить, мой напарник убьёт твоего напарника.

— А если буду?

— Тогда мы пойдём, и ты отдашь мне пакет и нож. Тогда я отпущу тебя. Когда мы вернёмся, он отпустит его. Ну? Ты понял?

— Всё понятно, конечно. Только нет у меня пакета. Я бы отдал, правда, но не брал я его.

— Значит, вы умрёте прямо здесь. Сначала он, потом ты.

Буньип дал команду, Диббук выпустил заломленную назад руку Лёшки и поднял пистолет, прицеливаясь. Я поспешно выпалил:

— Подожди, подожди! Но ведь есть нож! Да, у меня есть нож, хватит вам ножа?

"Хвостатый" опустил ствол. Пистолет у него был, как я теперь понял, лёшкин. Пустая кобура у Смыслова смялась о землю.

— Одна вещь за одну жизнь, — Буньип не оценил моё предложение. — Если только один нож, то отпустим тоже только одного. Кого убивать, его или тебя?

— Он вообще не при чём. Отпустите его.

— Не пойдёт. Я сказал цену. Нож и пакет. Если мы его отпустим, а ты не отдашь ничего, будет неправильно. Убей его, Диббук!

Ствол опять начал подниматься. Теоретически, я уже достаточно пришёл в себя, чтобы снова кинуться на врага. Но понимал, что до выстрела едва ли сумею сбить с ног даже одного, который ближе. Его ножа можно избежать, но как добраться до Диббука? Только если он испугается и выстрелит сначала в меня, для Лёшки появится какой-никакой, а всё же шанс.

Мысль отняла максимум полсекунды. Одновременно с началом движения ствола вверх я сгруппировался для рывка. Буньип или почувствовал это, или ожидал заранее, мышцы его руки на моей шее затвердели, как каменные.

— Стоять! Не двигаться! — раздался окрик от пролома в заборе.

Он сработал, как спусковой крючок. Я изо всех сил вбил каблук в стопу "хвостатого" и кувыркнулся вперёд. Буньип ждал попытки вырваться и держал крепко, как я и хотел. Его потянуло вверх, через меня, лишая ориентации и мешая воспользоваться ножом. Чтобы добавить центробежной силы, я, как учили, обхватил руками его затылок и рванул. Туша перелетела через меня и охнула об кучу мусора. Я же, находясь внутри этого "колеса", дополнительно припечатал бандита сверху своим телом.

Грохнули два выстрела, почти одновременно. Кто? В кого?

Диббук, оказывается, и впрямь отвлёкся от Лёшки. При появлении нового персонажа на нашей сцене, второй из "хвостатых" повернул ствол в его сторону и выстрелил в пролом. А стоявший там оперативник вёл себя грамотно: укрывался за стеной, выставив в дыру только голову и руку с пистолетом.

Пуля чиркнула бетон. Ответная пуля продрала Диббуку джинсы и оцарапала лодыжку. Тут уже в дело вступил Смыслов. Рано я списал его со счетов, он на удивление резво двигался после пережитого удара. Перевернувшись с живота на спину, он ударил Диббука острым носком туфли под колено здоровой ноги. Тот охнул, упал на колени. Тут же вскочил, в два больших прыжка достиг пролома в заборе… И растаял в воздухе.

Момент был самый что ни на есть критический. Выстрели Диббук в упор в оперативника, конец пришел бы нам всем. Невидимка с пистолетом, что может быть хуже? Лёшка всё так же лежал на спине, сам я только-только выбрался из мусорной кучи. Что оставалось делать?

Выдернув из грязи обломок кирпича, я швырнул его, целясь прямо в нашего спасителя. Кстати, его я узнал: это был тот самый парень, что недавно размахивал пистолетом, гонясь за Оболтусом.

Кирпич попал точно в цель. Поскольку Диббук стоял строго напротив пролома, поднимая пистолет для выстрела, я угодил ему ровнёхонько в затылок. Вымазанный в грязи, тот теперь не был таким уж невидимкой. Вышла своего рода месть за лёшкину травму.

Пистолет гавкнул, пуля ушла в землю, а оперативник второго шанса не дал, прыгнул и сшиб Диббука с ног. Я подскочил и для верности врезал ботинком. Попал, кажется, в голову, потому что бандит хрюкнул, окончательно стал видимым, а