Абсолютная Власть 2 - Александр Майерс Страница 9

— Как это случилось?

— Муратовы напали внезапно, ночью. У Серебряковых был Очаг первого уровня, они не смогли отразить атаку. После этого в усадьбе устроили резню, — мрачно объяснил Базилевский. — Вопиющее нарушение законов войны. Но граф Муратов сумел выкрутиться.

— Как?

— Утверждал, что все члены рода погибли в бою или при пожаре. Якобы его дружина пыталась их спасти, но не смогла. Может, часть правды в этом есть — большого смысла истреблять Серебряковых не было. Это был слабый род.

— После нашего визита в банк вы упоминали, что всё их имущество отошло государству и было распродано, — сказал я. — Но по сути я являюсь законным наследником, не так ли?

— Сложный вопрос, ваше благородие. Вы принадлежите к другому роду, но если не осталось других кровных родственников, то есть шанс получить наследство. Проблема в том, что земли, драгоценности, артефакты и всё остальное уже были проданы в пользу государства. Это стало…

— Своеобразной взяткой генерал-губернатору, чтобы он закрыл глаза на жестокости войны. Помню, — кивнул я. — У нас есть какой-то шанс вернуть хотя бы часть наследия? Это вопрос не только ресурсов, но и чести.

— Это означает вступить в конфликт с самим генерал-губернатором, — Базилевский сдвинул брови. — Я бы не советовал делать это сейчас, Владимир Александрович.

— Хотя бы прощупайте почву. Может, найдёте какую-то лазейку.

— Да, попытаться можно. Есть законы о родовой собственности, которые касаются, например, фамильных артефактов… Попробую что-нибудь узнать, — кивнул юрист.

Ненадолго воцарилось молчание. Солнце за окном уже клонилось к закату, и Базилевский взглянул на часы.

— Оставайтесь на ночь у нас, Филипп Евгеньевич, — сказал я. — Вернётесь в город утром. Кроме того, мне нужно ещё передать вам одну вещь.

— Какую?

— Увидите, — ответил я. — Она ещё не готова.

Никита хлебнул чаю и сказал:

— Итак, Серебряковы истреблены, а барон Успенский… Он, скажем так, ненадёжный сторонник. Вовсе не торопился прийти к нам на помощь. Если бы его войска были под Орловкой, всё могло повернуться иначе.

Я вспомнил, как Филипп Евгеньевич упоминал об этом. Якобы Успенский не успел добраться до места сражения, а затем его войска обстреляли на марше. Барон узнал о гибели моего отца и поспешил подписать с врагами сепаратный мир.

Поскольку глава рода Градовых погиб, и никто не принял титул. Не говоря уж о том, что документ был спрятан в свинцовом тубусе, да ещё и в городе технократов. По этим причинам магия договора временно потеряла свою силу.

Но теперь всё изменилось.

— Пускай ненадёжный, — пожал плечами я. — Но он обязан нам помочь, если того требует договор. А если он откажется его выполнять… Давайте узнаем, к чему это приведёт.

Я открыл крышку тубуса, на котором сверху была написана буква «У». Вытащил свёрнутый трубочкой документ и развернул его. Раздался приятный бумажный хруст.

Договор был написан от руки, а внизу стояла большая красная печать, от которой веяло магией. Однако заклинание было почти полностью рассеяно, что отражалось и на самой печати — твёрдый сургуч был покрыт тонкими трещинами.

— Договор военного союза между родом Градовых и родом Успенских, — прочитал я заголовок и пошёл дальше по тексту. — Так… Барон Успенский обязуется участвовать в боевых действиях на нашей стороне, а при невозможности сражаться — предоставлять ресурсы. В случае отказа от исполнения обязательств… Ого. Мой отец знал толк в унижениях.

— Что там? — Базилевский подался вперёд.

— Не хотел бы я оказаться на месте Леонида Олеговича, — я повернул документ в сторону юриста.

Базилевский приподнял брови. Никита тоже прочитал и зашипел, прикусив кулак.

— Сурово.

— Но если я правильно помню, барону Успенскому почти шестьдесят, — смахнув пылинку с рукава, заметил Филипп Евгеньевич. — Вряд ли его сильно волнует подобное наказание.

— Это ещё не всё. После смерти барона проклятие будет передаваться в роду по мужской линии, так здесь сказано, — прочитав до конца, сказал я.

— Разве договор на такое способен? — удивился Базилевский.

— Конечно, он ведь подписан кровью и добровольно. От последствий не избавит даже самый сильный целитель или маг крови.

— Это не соглашение, это рабство какое-то, — пробормотал Никита. — Зачем вообще подписывать подобное?

— С нашей стороны тоже есть обязательства, — пожал плечами я. — Мы тоже обязаны воевать за Леонида Олеговича, если потребуется. А также отец обещал ему доступ к нашей угольной шахте.

— Ну, тогда понятно… Ты собираешься приехать к Успенскому и потребовать исполнения договора? — спросил Добрынин.

— Нет. Я просто активирую печать, а он это почувствует. Пусть сам приедет и объяснит, почему его войск не было под Орловкой, — сказал я и коснулся баронского перстня.

Тонкая извилистая струя маны вылетела из него и напитала силой печать. Трещины на сургуте срослись, а заклинание обрело силу. Печать сверкнула, и лёгкое мерцание пробежало по всему документу.

— Вот и всё, — сказал я. — В этот самый момент барону Успенскому должно стать очень неуютно.

— Взглянем на второй договор? — предложил Базилевский. — Просто из любопытства, какие условия были у Серебряковых?

— Давайте взглянем, — согласился я и открыл второй тубус, с буквой «С».

Я развернул договор, начал его читать и хмыкнул.

— Очень интересно.

— В чём дело, барон? — уточнил Филипп Евгеньевич.

— Это договор не с Серебряковыми. У нас есть ещё один союзник.

Дорогие друзья!

История рода Градовых продолжается. Мне будет приятно, если вы оставите под книгой небольшой комментарий. Заранее спасибо! Прода завтра:)

Глава 3

Новый день

с. Михайловка

Поместье барона Успенского

Снадобье было неприятным на вкус. Ладно, если уж начистоту — оно было отвратительным. Но Леонид Успенский глотал его с удовольствием и радостным предвкушением. Всё потому, что оно позволяло ему чувствовать себя гигантом.

Не в буквальном смысле. Но определённая часть тела через пять минут после употребления зелья становилась очень большой и крепкой. Такой мощи эта часть не всегда достигала даже в далёкие дни юности.

Барон допил снадобье, вытряхнул на язык последние горько-терпкие капли и выбросил флакон в мусорное ведро. Опершись на раковину, Леонид посмотрел на себя в зеркало. В ванной комнате стоял полумрак, разгоняемый слабым электрическим светильником.

В этом тусклом свете Успенский видел все морщины на своём лице,