Костер и Саламандра. Книга 2 - Максим Андреевич Далин Страница 8

На удивление.

Я, кажется, такого не ожидала. Я смогла разговаривать, только когда прошла эта дурацкая слабость, которая поздновато проявилась, – ну вот какой смысл реветь сейчас? Всё уже, всё.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я, прижимая её к себе.

Тяпка всунулась между нами, как всегда. Будто ничего особенного и не произошло.

– Очень интересно, – сказала Вильма. – Я думала, будет иначе. Я же ориентировалась на слова мессира Валора… а твой странный обряд, подкреплённый молитвами, видимо, изменил условия.

– Хуже? – спросила я тут же.

– Иначе, сестричка, – сказала Вильма с нежнейшей улыбкой в голосе, а лица её я не видела. – Двигаться очень легко, как в детстве или во сне. Я кажусь себе очень сильной.

– Ты тёплая, – сказала я, пытаясь уложить это в голове. – Валор был холодный, да и фарфоровые морячки – тоже.

– Я так себя и ощущаю, – кивнула Вильма. – Тёплой. Мне кажется, моё зрение стало чуть острее… но это не точно. Я слышу, как всегда, мои пальцы так же чувствительны, как и прежде. Прошла постоянная ноющая боль в запястье, после того как Эгмонд два раза вывихнул мне его. И я думала, что теперь не буду чувствовать боли. Но на радостях ушибла колено, – и рассмеялась.

Я её чуть-чуть отстранила, чтобы посмотреть.

Смех оживил кукольное лицо так, что я поверила в него. Вильма не могла улыбаться, но тёплый свет из глаз обозначал улыбку очень определённо. Как у живой.

Я погладила её колено – холодный шарнир, чуть выступающий над тёплым каучуковым «телом».

– Не это, – снова рассмеялась Вильма. – Но всё равно, дорогая. Меня очень обрадовала эта маленькая боль, как ни глупо это звучит: она дала мне понять, что я снова живая… хоть и в кукольном теле. Чудо нам с тобой Господь явил, удивительная моя сестричка. Ты ведь понимаешь, что ты – главное сокровище короны?

– Нет, – сказала я. – Это ты – главное сокровище короны. Фарфоровая или живая – всё равно.

– Я спала, – гордо сообщила Вильма. – Я могу спать. И это меня страшно радует. Я спала рядом с тобой и видела сны. Но, мне кажется, парик надо снимать? Тебя очень шокирует лысая королева? Впрочем, я буду надевать чепчик.

– Ты, живая ты, меня не шокируешь, – сказала я. – Никогда, никакая.

– Я позову Друзеллу, – сказала Вильма. – Нас ждёт работа, надо привести себя в порядок.

Я кивнула, отпустила её – и вдруг поняла, что моя несчастная клешня, на которой осталось только семь с половиной пальцев, как-то до изумления слабо болит.

И бинт на ней свободно болтается – ослаб, пока я спала. Вдобавок какой-то подозрительно чистенький бинт, а должен быть грязный и окровавленный: наверняка же на него с ладони натекло, и по полу я рукой возила, пока рисовала звезду. Хоть и в часовне – пол там далеко не такой же чистый, как мой рабочий стол.

А Друзелла в это время уже болтала с Виллеминой так, будто ничего ужасного не произошло.

– Как поживает мышонок, вы узнавали, дорогая? – спросила Виллемина, пока Друзелла мягкой щёткой укладывала её локоны в приличную причёску.

– Всё-таки, драгоценная государыня, парик на ночь хорошо бы снимать, – заметила Друзелла. – Я и вчера заметила вашему величеству, и сегодня то же самое скажу. По крайней мере – до тех пор, пока не будет несколько париков на замену. А его высочество-то прекрасно живёт, кушает хорошо – что ему! Навестите ещё.

– Почему мышонок? – спросила я. – Гелхард – мышонок?

– Наш летучий мышонок, – рассмеялась Виллемина. – Знаешь, у нас на севере летучие мыши впадают в спячку на зиму – и я видела их сонных на башне Дольфа. Представляешь, такие пушистые серебристые шарики… как одуванчики в инее. Их там никто не тревожит. И крошка Гелхард – такой же пушистый светленький шарик.

– Милостивая государыня, – прыснула я. – Спасибо, что не нетопырёк.

Рассмешила их обеих. Ужас наконец начал проходить.

– Друзелла, – сказала я, – а мне что, руку перевязывали?

– Мессир Сейл вас смотрел вчера ночью, – сказала Друзелла. – Только вы, милая леди, даже и не проснулись. А мессир Сейл очень дивился: как это, говорил, на вас заживает быстро! Мол, слышал он, что на некромантах после обрядов раны закрываются почти сразу – но тут же не просто порез, тут же вы себе по суставу палец обрезали…

Я принялась торопливо разматывать бинты. Они путались, я дёргала, рванула узел зубами, пропустила мимо ушей укоризненное замечание Друзеллы, что лучше бы ножницы взять, – содрала.

Бедная моя клешня в боевых шрамах. Обрубок мизинца – и кончается как-то гладко, с белым рубчиком по ободку…

Я его потрогала.

Руку слегка поламывало, как всегда после обряда, когда приходилось много резать. И такой же ломящей, тянущей слабой болью отдавалось в обрубке пальца – и где-то глубже, внутри ладони. И всё.

– Вильма, – сказала я, – смотри.

И протянула ей клешню показать.

– Невероятно! – воскликнула Виллемина. – Это необычно, да? Это по тебе обряд отрикошетил.

– Это не просто рикошет, – сказала я. – Это исцеление. Подарок это. Спасибо Ему. Потому что, мне кажется, это подарок со значением.

– Поясни? – Вильма поправила воротник. – Пока ещё есть пара минут.

– А что ж тут пояснять, – пожала я плечами. – Руки нужны для работы. Вот и весь сказ.

Мы не наряжались особенно, но костюмы, которые приготовила Друзелла, не были и слишком строгими и простыми. «Наша рабочая одежда, – сказала Вильма, поправляя в волосах тоненькую диадему с алмазными блёстками. – День как день».

Я поняла. День как день.

А в любимой гостиной Виллемины нас дожидалось непривычно много народу. Пришли даже маршал Лиэр, который никогда не появлялся при дворе так рано – у него по утрам были какие-то дела в Штабе, – и адмирал Годрик, который всегда был в разъездах. Мессир Ирдинг принёс корзинку с белыми крокусами. Ольгер с ходу преклонил колено и целовал Вильме руки – его накрыло, как и меня, он только старался изобразить, что это в глаз что-то алхимическое попало, ага.

– Милый граф, – ласково сказала Виллемина, – дорогой друг, ваша помощь неоценима. Позвольте ещё раз поблагодарить вас.

– Слава-слава Богу, – сказал Ольгер. – Теперь можно жить дальше.

– Замечательно выглядите, прекрасная государыня! – восхищённо сказал Раш. – Нереально прекрасно. Не ожидал.

Броук закашлялся, извинился и полез за платком – и потом кашлял в него, отвернувшись. Простудился, бывает.

Зато Валор был в полном блеске: Вильма подала ему руку, он обозначил поцелуй, а меня чуть приобнял за плечи, как старший родственник. Не просто так, конечно: чтобы я почувствовала, какие тёплые у него ладони.

– Вы тоже спали сегодня ночью,