Мизанабим - Дарья Райнер Страница 5

Она моргает. На миг чёрные брови взлетают, затем сходятся у переносицы, словно никса учится владеть собственным телом. Опускает взгляд и находит горловину. Просовывает руки в рукава. Среди мальчишек раздаётся выдох облегчения. По крайней мере, она понимает. И больше не голая.

– Откуда ты?

Сом говорит мягко. Старается показать, что он не враг. Кем бы ни была незнакомка – никсой или оборотнем, но уж точно не духом, – она выглядит ровесницей Умбры. На год или два младше Сома.

– Из моря? – Покрытые солью губы размыкаются. Голос не тонкий по-девичьи, звучит взросло. Или, может, охрипла после долгого молчания.

– Это вопрос?

– Я не… знаю.

Горчак присвистывает.

– У неё память отшибло.

– Теперь точно не видать награды.

– Да какой там!..

Все трое переминаются поодаль. Сом прикидывает варианты.

– Та-ак, – протягивает он, почесав кончик носа, как делает всегда, строя очередной план перед уловом.

Под носом красуется тонкий порез: старая бритва затупилась, а за новой надо шагать в город – через карантинную заставу. Вернее, подземными тропами, в обход постов и патрулей. Будучи лидером, Сом предпочитает не рисковать лишний раз.

– Вы трое, – он машет рукой, – давайте в Крепость. И про котёл не забудьте. Койку приготовьте… Умбрину. – Глаза Сома на миг темнеют. – И чай, – добавляет он машинально, пытаясь вспомнить, что из трав осталось в жестяных банках, которые он хранит на верхней полке.

Порыв ветра заставляет поёжиться, шевельнув лопатками. Если погода портится, значит, надо торопиться. Подлатать выходы, проверить схроны. Но сначала…

– Поднимайся.

Он протягивает Никсе руку.

Та одёргивает подол рубахи. Отталкивается ладонью от песка и встаёт на ноги, слегка покачиваясь. Сом подаётся вперёд, чтобы поймать, если начнёт падать – вдруг у неё сломано что, тогда придётся на руках тащить, – но нет, девица делает шаг. Затем ещё один. Так неуклюже и одновременно грациозно, как тонконогий жеребёнок. Встряхивает головой, пытаясь избавиться от песка в волосах. Снова поднимает голову, глядя на мальчишек.

– Ну, чего встали? Оглохли? – Сом, очнувшись, прикрикивает на подопечных. Иначе не пошевелятся.

Судя по лицу Горчака, тот собирается отпустить едкую шутку. Понятно, какого толка. Сом красноречиво показывает кулак. Над Ёршиком пусть потешается – до тех пор, пока не переходит границу, – а над ним не посмеет. И так разбаловал младших, скоро на шею сядут.

– Сом, – произносит она, будто пробуя имя на вкус. Получается забавно, с шипящей долгой «с» и почти проглоченной «м» на конце.

Он кивает, провожая взглядом парней. Ёршик всё оглядывается через плечо. Конечно, хочет остаться. Но Сом не дурак. И пускай братья думают что захотят – он объяснит им позже, если их нежданная находка окажется девчонкой из плоти и крови и никем больше.

Тревога селится между рёбрами с того момента, как он касается её. Такое бывает, когда инстинкты настойчиво кричат, предупреждая об опасности, или заставляют в нужный миг «подсекать» во время улова на городских площадях, оставаясь незамеченным, скрытым в гуще толпы…

Сейчас чувство притуплено, будто скользкий ком ворочается в животе. «Доверяй кишкам, – говорил в таких случаях Карп, – если сводит от голода – жри, если от страха – делай ноги».

Что делать с Никсой, Сом пока не знает.

– Так ты… ничего не помнишь? Ни кто ты, ни как здесь оказалась?

– Я помню кое-что. – Она ступает по песку осторожно, перекатывая ступни с пятки на носок, обходя выброшенные морем коряги и острые осколки раковин. – Был шторм, и… – она обрывает себя на полуслове. – Я осталась одна.

Она говорит на имперском языке с заметным акцентом, слегка растягивая гласные и игнорируя окончания. Кроме сомнений ему чудится горечь: она помнит и в то же время не желает помнить. Загоняет внутрь то, что стоило бы отпустить на волю. Знакомая реакция.

Однако Сом не первый раз приводит в семью людей. Он представляет, каково это. Придёт в себя, пообвыкнется и, кто знает, может, ещё будет болтать без умолку, рассказывая о прежней жизни.

А если захочет – уйдёт. Сом насильно никого не держит. За Никсу он чувствует себя в ответе, несмотря на сосущий ком тревоги.

– Ты была на корабле? С семьёй?

Далеко же её забросило. Ни пассажирские, ни грузовые суда не заходят в порт Клифа, и никто не может ответить, сколько продлится карантин. Миножья хворь захватила несколько кварталов, и мосты, соединяющие Внешний и Внутренний круги, подняли, чтобы она не распространилась дальше.

Шагая по левую руку от Никсы, он бросает на неё быстрые оценивающие взгляды. На богачку новая знакомая не похожа. Во-первых, оттенок кожи. Горчак был прав: слишком смуглая. Не тёмная, как у та-мери, но всё же. Волосы вьются густой копной до лопаток. Вся тонкая, изящная, как статуэтка древних богинь из китовой кости, но при этом на руках и ногах отчётливо видны крепкие мышцы. Явно привыкла к физической работе. Или пловчиха – опытная охотница за жемчугом, – потому и выжила, не утонула в шторм.

Отчего-то Сому кажется, что найдёнка ближе к ним – по духу, – чем к кому-либо ещё. Обнаружь её рыбаки, сдали бы жандармам, а там кормить и греть за просто так не станут. Все гиены были для братьев врагами – независимо от должности и поста. Хотя тем, на чьи плечи легла охрана Внешних кварталов, можно только посочувствовать.

– Не корабль, – отвечает она после долгой паузы. – Плот. Плавучий дом.

Сердце пропускает удар.

Значит, она всё же из кочевников – странствующих на плотах та-мери, которых колонисты выгнали с родных островов. То-то Ёршик обрадуется!..

Кто-то поговаривал, будто миножья хворь родилась на острове Летнего Дождя. Проклятие тамерийских колдунов пало на первых поселенцев и распространялось всё дальше, пока не заняло половину островов доминиона. Ходили слухи, что из Силт-Айла заразу завезли на материк, мол, имперские врачи бились над разгадкой, но безуспешно.

Брехня на рыбьем жире, считает Сом. Про окраинные острова в столице не думают. Ни раньше, ни сейчас. Они тут сами по себе. Повезёт – выживут.

– Никто не выжил, – эхом на его мысли откликается Никса.

– У тебя есть имя?

– Было, – поправляет она. – Нура.

– И что это значит?

Он подаёт ей руку, помогая перебраться через насыпь камней. Узкая ладонь, лишённая девичьей мягкости, прохладная на ощупь. Сом сглатывает. Вроде вышел уже из возраста Горчака, когда на языке остроты, а самого бросает в дрожь от вида голой девицы. Сом старше и девиц в питейных домах видел разных.

– Обязательно должно?.. Или может не значить?