Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн Страница 5

Его глаза вспыхивают, словно блики на отточенном лезвии.

Не могу понять, оскорбляет или удивляет его мое наблюдение.

К несчастью для нас обоих, у меня хорошее воображение – и куча бесценных комментариев:

– Если так подумать, у тебя проблема с восприятием.

– У меня проблема с восприятием, – повторяет Аид.

– Да, естественно. Смертные поверят тому, что им говорят, если не увидят это собственными глазами. Мне всегда говорили, что Аид окутан тьмой, пахнет огнем и покрыт татуировками, которые оживают по его воле.

Его взгляд скользит вниз по моему телу с такой взвешенной медлительностью, что давешний жар ползет выше по моей шее и переходит на щеки.

– Но все же это ты одета во все черное и носишь татуировки, звезда моя, – указывает Аид.

Я следую за его взглядом на мою облегающую черную водолазку и джинсы: я не во всем черном. Один рукав слегка задрался и обнажает бледную кожу запястья, откуда выглядывает чернильная татуировка. Две звезды. Третья звезда на втором запястье, а когда я свожу руки вместе, получается Пояс Ориона.

Одно из немногих моих воспоминаний до того, как меня забрали в Орден: я смотрела из окна спальни на то, как по небу движется Орион. Это созвездие – неизменная, закрепленная навеки отметина в ночи.

Так вот почему он уже дважды назвал меня звездой? Я натягиваю рукав пониже.

– Что ж…

Аид подходит ближе, оставив небрежность позы. Настолько близко, что я чувствую его запах – и именно тогда понимаю, что бог смерти пахнет самым темным, грешным и горьким шоколадом.

– Как тебя зовут? – спрашивает он.

Я определенно не хочу, чтобы бог знал мое имя.

– Феликс Аргос.

Аид не ловит меня на лжи. Просто смотрит оценивающим взглядом, как будто что-то обдумывает. Возможно – новое креативное наказание для меня.

– Что ж… – Я попугайничаю, повторяя его фразу, и бросаю взгляд на стену храма и спуск с горы. Выход так близко. Только до него не дотянуться: это как открытая дверца в птичьей клетке, снаружи которой сидит кошка. – Что теперь будет?

– Что ты имела в виду, говоря, что ты проклята?

Ох. Я не хочу говорить об этом. И пытаюсь юлить:

– А ты не знаешь?

– Расскажи, как будто не знаю.

– А если я не хочу?

Аид поднимает бровь, и я улавливаю смысл послания. Пытаясь не стискивать зубы, я отказываюсь думать о том, что Аид – второе существо, с которым я когда-либо делилась этой историей.

Сделав глубокий вдох, я торопливо говорю:

– Двадцать три года назад, когда я была у матери в утробе, они с моим отцом пришли сюда принести жертву и помолиться о благословении для родов. У нее отошли воды, а твой брат, похоже, оскорбился, ведь она осквернила его святилище. В качестве наказания он проклял ее ребенка – получается, меня, – чтобы никто никогда его не полюбил. Всё. Вот и сказке конец.

Взгляд Аида холодеет и становится таким расчетливым, что я делаю шаг назад.

– Он сделал тебя недостойной любви? – спрашивает бог, как будто не до конца верит мне.

Я резко киваю.

Это из-за проклятья родители отказались от меня. Они говорили, что из-за долга, но я-то знаю. Из-за него я оказалась в Ордене воров в три годика. Из-за него у меня нет преданных друзей. Из-за него Бун…

До сегодняшнего вечера я пыталась убедить себя в том, что могло быть и хуже. Я ведь могла пойти на корм кракену или получить змей вместо волос и каменные статуи в качестве друзей.

Но проклятье привело меня к этому моменту. К другому богу. А он еще хуже.

Этот бог явно считает мое проклятье интересным. Почему? Потому что меня проклял Зевс? Нынешний царь богов – козел. В этом мы с Аидом тоже согласны. Вопрос в другом: что он теперь будет со мной делать?

Аид машет мне рукой почти апатично:

– Можешь идти.

Могу…

Стоп… Что?!

5

Не спрашивай бога о причине

– Я могу… идти? Серьезно…

Аид медленно поднимает брови:

– Желаешь поспорить?

– Нет. – Никогда не смотри в зубы дареному коню… или дареной лазейке.

– Сюда, – говорит бог.

Он поворачивается к тропинке, которая ведет нас к другому спуску с горы. Видимо, мне стоит следовать за ним? Аид идет легким стелющимся шагом. Я сосредоточиваюсь на его ботинках, потому что таращиться на его спину – те кожаные полоски встречаются у него между лопаток – или на его идеальную задницу, если уж на то пошло, просто не вариант.

Я задерживаю дыхание; каждый сантиметр моей кожи пощипывает от неуютного ощущения, которое лишь растет, пока я тороплюсь за Аидом. Это вся эта тема с «сырой силой богов». Я говорю себе, что пощипывание только из-за этого.

Я не уверена, что верю самой себе.

Мы молчим, пока не показывается тротуар, идущий параллельно центральной улице. Вместе с толпами. Я останавливаюсь. Аид тоже – и оборачивается.

– Проблемы?

– Э-э… – Я таращусь за его спину, и он прослеживает мой взгляд. Еще метр – и все смогут увидеть нас вместе. Увидят меня… с богом гребаной смерти.

– Не волнуйся из-за них, – говорит Аид, как будто прочитав мои мысли. – Только ты видишь, кто я на самом деле такой. Все остальные видят обычного смертного мужчину.

Ясно. Шикарно. Разве что заложники, которые еще крутятся рядом, могут заметить меня со странным мужиком и начать задавать вопросы. Я смогу выкрутиться?

– Идем.

Кажется, не смогу.

Мы выходим на многолюдный тротуар, и я приостанавливаюсь. Мне попрощаться, прежде чем мы разойдемся… или еще что?

Я коротко салютую:

– Спасибо, что не покарал меня.

Я думаю, что все проблемы позади, когда поворачиваюсь, чтобы уйти, но Аид разворачивает меня к себе, крепко схватив за плечи. Внезапно я смотрю в глаза цвета расплавленного металла. Они мерцают, словно горящий уголь.

– Будь осторожнее со словами, звезда моя, – говорит он уже не таким ровным голосом, как раньше: сейчас это уже шелк-сырец. – Тебе не угадать, когда боги могут поднять брошенную тобой перчатку… В любой другой день я мог бы сделать это.

Струны нервов натягиваются так туго, что я могу лопнуть в любую секунду; адреналин в жилах такой горячий, что сжимается кожа. Но проблема не в этом. В этот момент я чувствую себя более… живой. Как будто каждая оставшаяся мне секунда бесценна, потому что секунды эти сочтены.

– Кара – это быстрая смерть, – шепчу я. – Есть вещи и похуже.

Глаза Аида вспыхивают, когда он исследует выражение моего лица, и я задерживаю дыхание в ожидании вспышки боли перед пустотой смерти. Так я себе это представляю.

Она не приходит.

Вместо этого его лицо меняется. Эта перемена настолько тонкая, настолько медленная, что сперва я даже не уверена, что вижу ее, но предупреждающее пламя становится… мягче. Совсем другим видом жара.

Аид поднимает руку, чтобы провести кончиком пальца от моего виска к челюсти; прикосновение к коже совсем легкое, опьяняющее меня. Бог смотрит на меня, а я таращусь на него и знаю, что должна отвести взгляд. Из нас двоих смертная я, так что это я должна ломаться, сдаваться, признавать поражение.

Не могу. Не буду.

– Ты права, звезда моя, – тихо рокочет он. Его взгляд спускается ниже и задерживается на моих губах. – Есть вещи и похуже.

Потом его взгляд в мгновение ока становится из пламенного ледяным. Аид внезапно выпрямляется, разворачивает меня и слегка подталкивает в толпу, как будто выпуская слишком мелкую рыбешку обратно в океан.

Каким-то образом, хотя все остальное во мне полностью отключилось, ноги умудряются унести меня прочь. Я отхожу на десяток метров, прежде чем он окликает меня:

– Не нарывайся на неприятности, Лайра Керес.

Я столбенею, но не оборачиваюсь. Это не то имя, которое я ему назвала.