Абсолютная Власть 3 - Александр Майерс Страница 35

Каждый раз, надевая их по утрам, Альберт чувствовал призрачное жжение на коже и мысленно благодарил судьбу, что Рудольф Сергеевич не додумался испортить ему лицо. Руки легко скрыть. Лицо — гораздо труднее.

Однако в этом искусстве Игнатьев тоже неплохо преуспел.

— Оставайся здесь, — приказал он кучеру.

Неспешной, уверенной походкой советник направился к одиноко стоящей будке таксофона. Та была пуста. В столь ранний час здесь редко кто бывал.

Альберт зашёл внутрь, захлопнул за собой дверцу, отгородившись от внешнего мира, и набрал хорошо известный ему номер. В трубке послышались щелчки и шипение, и только затем — длинные гудки.

Наконец, соединение установилось.

— Усадьба его превосходительства Высоцкого, — прозвучал в трубке размеренный, чуточку надменный голос дворецкого.

— Это Павлик, — коротко представился Игнатьев.

— Одну минуту, — без лишних вопросов ответил дворецкий.

Альберт ждал, глядя сквозь заляпанное мухами стекло будки на проплывавшие мимо фигуры простолюдинов, что спешили на работу. На карету они не обращали внимания — мало ли, какой-то дворянин приехал проведать свою фабрику.

В трубке, наконец, послышалось тяжёлое дыхание, а затем — приступ глухого, раздирающего кашля. Игнатьев тонко улыбнулся. Яд, который он приказал незаметно подмешивать в еду Высоцкому, продолжал свою работу исправно.

— Алло? — прохрипел генерал-губернатор. — Я слушаю, Альберт Андреевич.

— Доброе утро, ваше превосходительство, — почтительно произнёс Игнатьев. — До меня дошли неприятные слухи, и звоню, чтобы узнать о ситуации. Как обстоят дела с Дворянским советом? Проявили ли они благоразумие?

— Благоразумие? Кха-кха! — Высоцкий взорвался новым приступом кашля, а когда откашлялся, его голос был пропитан сдавленной злобой. — Эти выжившие из ума аристократические шавки! Они прислали мне не просьбу, не петицию — требование! Требование, вы представляете? Немедленно прекратить войну и велеть всем отозвать войска! Как будто это они управляют генерал-губернаторством, а не я!

Альберт прикрыл глаза, наслаждаясь каждым словом. Всё шло так, как он и предполагал.

— Они осмелились так с вами разговаривать, ваше превосходительство? — в его голосе искусно прозвучало возмущение.

— Ещё как осмелились! — воскликнул Высоцкий. — Я, разумеется, послал их куда подальше. И знаете, что они сказали мне в ответ? Что выдвинут вотум недоверия! Мне! Мне, который столько лет держит этот регион в ежовых рукавицах!

Вот оно. Альберт мысленно потирал руки. Конфликт был спровоцирован идеально. Генерал-губернатор, ослеплённый гордыней и болезнью, сам загнал себя в угол.

— Это неслыханная наглость, Сергей Михайлович, — ровным голосом констатировал Игнатьев. — Они не понимают, с кем имеют дело.

— Они ничего не понимают, — буркнул Высоцкий. — Думают, что раз родились благородными, то соображают лучше других. Им нужен мир да благополучие, но чем будет обеспечен этот мир? Не их же великосветской болтовнёй!

— Абсолютно верно, ваше превосходительство. Не волнуйтесь, их амбиции скоро будут укрощены. Вам нужно просто держаться. Ваш авторитет непоколебим.

— Непоколебим… — повторил Высоцкий, но в его голосе послышались нотки неуверенности. — Ладно, Альберт Андреевич, у меня есть дела. Что с вашим господином? Он пытается найти новых союзников?

— Да, но не найдёт. Все, кто мог бы предоставить силы, получили недвусмысленные предупреждения. В том числе от вашего лица.

— Славно. Надеюсь, что и дальше всё пойдёт по плану.

«О, не сомневайся», — оскалился Игнатьев.

— Созвонимся позже, — закончил генерал-губернатор. — Кхм-кхм.

— Всегда к вашим услугам, Сергей Михайлович. Выздоравливайте.

Альберт положил трубку на рычаг. Стоя в душной, пропитанной посторонними запахами будке, он чувствовал всепоглощающий восторг.

Всё складывалось в идеальную мозаику. Раздражённый Дворянский совет. Ослабленный, больной Высоцкий. Война, которая всех утомила.

Оставалось лишь сделать последний, решающий ход.

«Пора действовать, — пронеслось в голове советника, и мысль эта жгла сильнее, чем когда-либо жгло шрамы на руках. — Если Высоцкого действительно снимут, то Совет Высших назначит кого-то другого… А этот пост должен стать моим! Да, время настало».

Он вышел из будки, резко вдыхая прохладный воздух, не замечая запаха дыма, что поднимался из фабричных труб. Его ум лихорадочно работал.

Первым делом — дворяне. Нужно склонить на свою сторону самых влиятельных, самых недовольных. Убедить их, что только Альберт Игнатьев, может остановить войну и навести порядок.

Он решительно шагнул к своей карете. Кучер, дремавший на облучке, встрепенулся.

— Господин? Уже едем?

Альберт взобрался в карету, хлопнув дверцей.

— К графу Токареву! — бросил он сквозь окошко. — Прямо сейчас.

Поместье барона Градова

Мы выехали навстречу Роттеру. Со мной отправились Одинокая дружина и рота новобранцев. Что бы ни планировал предатель, недооценивать его и солдат под его началом было нельзя.

Хотя Чёрный полк попал в засаду под усадьбой Карцевых и был почти перебит, они всё ещё представляли серьёзную угрозу.

Я ехал в центре, слева от меня — Никита. Его лицо было мрачнее грозовой тучи, а рука не отпускала рукоять сабли. На почтительной дистанции за нами следовала Карцева со своей охраной.

Михаил, когда услышал о прибытии Роттера, тоже хотел отправиться, но я настоял, чтобы он остался дома. Ему не стоило встречаться с Эмилией, пока рано. Слишком много ненависти всё ещё стояло между ними.

Впереди, на пыльной просёлочной дороге, показалась группа всадников. Их было относительно мало — около пяти десятков человек. Они двигались медленно, устало, с опущенными головами.

Впереди всех ехал широкоплечий мужчина в чёрном мундире. Он единственный держался прямо, и даже на таком расстоянии ощущалась исходящая от него мрачная аура. Хотя капитан Константин Роттер и не обладал магией, но мощь его духа впечатляла даже меня.

Никита издал низкий, похожий на рычание звук.

— Предательское отродье. Только дай слово, Владимир, я лично принесу тебе его голову!

— Не торопись. Это приказ, — сказал я, твёрдо взглянув на воеводу. — Ты меня понял?

Он сжал губы в узкую полосу и еле заметно кивнул.

— Никита, никаких самовольств.

— Да, барон, — пробурчал он, не сводя ненавидящего взгляда с приближающихся фигур.

Роттер поднял руку, и его люди остановились. Они были вооружены, но даже не пытались притронуться к саблям. Мои солдаты беспрепятственно сомкнули вокруг них кольцо и замерли, нацелив арбалеты.

Роттер окинул взглядом наши лица и спрыгнул на землю. Не говоря ни слова, он опустился на одно колено. Вслед за ним, с лязгом и стуком, спешились и его люди, опустив головы.

— Ну что, предатель? — процедил Никита, и его конь беспокойно переступил с ноги на ногу. — Приполз прощения вымаливать? Опоздал. Для таких, как ты, есть только одно наказание!

Капитан не ответил. Подняв лицо, он взглянул на меня. На его будто каменном лице, перечёркнутым шрамом, читалась усталость, а в глазах стояла какая-то странная, отрешённая пустота.

— Я буду говорить только с бароном Градовым, и только наедине, — произнёс он.

Карцева