Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт Страница 29

В следующее мгновение ужас поразил одинокого квенделя в самое сердце – по оконному стеклу барабанили пальцы. Пальцы с длинными ногтями, бьющие то едва слышно, то со значительной силой. Бульрих замер в кресле. Он мгновенно очухался, будто на него вылили ведро ледяной воды.

Может быть, вернулась Гортензия? Вряд ли, к тому же она вошла бы через парадную дверь. Карлман с приятелем? Возможно, юные озорники решили сыграть с ним глупую, безрассудную шутку. По крайней мере, такая вероятность существовала, поэтому Бульрих успокоился, откинул с колен плед и встал. Два-три шага – и он оказался у окна, которое решительно распахнул.

«Должно быть, мне было еще хуже, когда я застрял в темноте, совсем один», – подумал картограф и высунул голову в сырой ночной воздух. Сначала он посмотрел в сторону леса. Туман рассеялся, как с облегчением понял Бульрих, и только тогда он осознал, как мало радости ему приносила картина парящих над землей облаков. В нынешние дни с туманом не стоило шутить, особенно после того, что недавно произошло в «Старой липе».

– Эй! – полушепотом позвал он. – Кто там? Если это ты, дорогой мой Карлман, черный тролль, то на сегодня ты уже достаточно напугал старого дядюшку.

Никто не отозвался, только рядом, на клумбе под окном, что-то тихо прошуршало. Возможно, пробежала мышь. Бульрих рассеянно осматривал сад: за углом дома, там, где исчезала стена зарослей, росла большая бузина, а под ней стояла любимая скамейка. Он не был уверен, что сможет разглядеть что-либо в темноте, но ему все же удалось различить серебристо-серую кору старого дерева. И тут Бульрих ощутил, как волоски на шее встали дыбом. Он облизал пересохшие губы и заставил себя посмотреть туда еще раз.

Под бузиной кто-то стоял. Картограф смутно различил очертания серой фигуры и вдруг подумал о цапле. Но то была не одна из тех длинноногих и пугливых птиц, которые ловили рыбу на берегах Сверлянки. Ночной гость был гораздо крупнее, с руками и ногами, а его «оперение» тускло блестело. Что бы ни забрело в его сад, это точно был не квендель.

Бульрих, не оборачиваясь, отступил от окна, сделал два бесконечно медленных шага и вернулся под защиту дома. Призрачная фигура неподвижно стояла под деревом, ее голова была скрыта ветвями, но гость определенно смотрел на квенделя. Бульрих не желал видеть, что за лицо там скрывается. Может быть, лучше закрыть окно и отгородиться от новых кошмаров? Что, если перед ним призрак его смятенных чувств, – разве можно быть в чем-то уверенным?

Он с такой силой захлопнул окно, что стекла в обеих створках задребезжали, а одно между верхними рамами даже треснуло. Бульрих с удовольствием задернул бы шторы, но теперь не решался подойти ближе. Так он и застыл в недоумении посреди маленькой гостиной, лихорадочно отыскивая выход. Бежать ли наверх, в спальню, чтобы спрятаться в шкафу, или выбраться из дома и отправиться к Гортензии?

Огонь погас, единственная свеча, которую хозяин зажег в этот вечер, догорела, и ее фитиль окончательно утонул в воске. В полутьме Бульрих заметил, что снаружи что-то движется. Бесшумно, медленно паря, существо приближалось, окутанное бледным сиянием, пока наконец не остановилось перед закрытым окном. Теперь квендель с ужасом увидел, что это была женщина – высокая седая женщина из народа людей, худая, как скелет.

Однако испугался он скорее того, как она выглядела, чем того, кем она была. Складки рваной мантии развевались вокруг нее, напоминая взъерошенные перья. Но страшнее всего оказались глаза, в которых не было ничего человеческого: ярко-желтые, с огромными зрачками, глубоко запавшие, они горели на истощенном лице, где плоти было так мало, что голова походила на птичью. Женщина подняла руку – иссохшую клешню с длинными когтистыми пальцами – и снова постучала по стеклу.

Тук, тук, тук; тук, тук, тук.

Затем указательный палец изогнулся костлявым крючком и поманил квенделя к выходу. Бескровные губы старухи зашевелились, изрекая слова, которые Бульрих не мог расслышать, но все же понял: «Пойдем со мной, пойдем со мной».

И вдруг он осознал, кто перед ним, и, уже не думая о том, спит он или видит все наяву, громко закричал:

– Оглуши тебя черная труба смерти, я не хочу умирать!

Ему удалось стряхнуть оцепенение и вырваться на свободу. Бульрих выбежал из гостиной через маленький коридор к парадной двери и бросился на улицу. Узкий палисадник он пересек в два прыжка. Калитка с грохотом захлопнулась за спиной, и звук стремительных шагов заглушил слабое журчание родника у садовой стены, струйка которого исчезала под валуном каменной «прачки». Краем глаза Бульрих заметил, что отблеск света на отесанной ветром поверхности камня сделал ее скрюченную фигуру удивительно яркой. Потом его накрыла тьма, и он вслепую побежал по тропинке.

Бледное сияние угасло. Веки сомкнулись над неподвижными глазами, и седая старуха снова скрылась в тени. Древняя и мудрая, как время, она ушла без сожаления и спешки. Здесь в ней нуждались, и она явилась, чтобы увидеть, готовы ли они. Эта ночь была длинной, но не настолько, как ее собственная, которая растянулась в вечность. Воцарилась непроглядная темнота и тишина, только над опушкой леса раздался заунывный крик совы:

«У-ух! У-у-у-уит! Пойдем со мной! Пойдем со мной!»

Сова улетела бесшумно, как снежинка; только по крику можно было понять, что направляется она, выпорхнув из кроны дерева, вглубь спящей деревни.

Тем временем вдоль забора крался кот. Он шел домой, потому что прохладный ветер ерошил его шерсть цвета ржавчины, и ему захотелось погреться на любимом месте перед камином. Сегодня был не лучший вечер для долгих прогулок: даже родные тропинки казались черными, будто запрещая по ним ходить, а воздух пах плесенью, как и сырая земля под лапами. Крысы, мыши и прочие мелкие твари, дрожа, прятались в норах – они не выйдут оттуда до рассвета. Отправляясь на позднюю прогулку, рыжий Райцкер почувствовал, что эта ночь несет угрозу, нечто страшное нависло над мшистыми крышами Зеленого Лога. Знали об этом и другие животные в деревне, но не их хозяева, которые, за редким исключением, давно мирно спали. Несмотря на излишнюю внимательность к предзнаменованиям, многие давно позабыли, как выглядит настоящая опасность.

Кот воспользовался щелью в ограде, сквозь которую так удобно было бродить из сада в сад. Старик Пфиффер не починил забор, потому что Хульде, доброй соседке Одилия, нравилось видеть по вечерам Райцкера, который никогда не отказывался от угощения. Но сегодня он обнаружил, что двери и окна ее дома крепко заперты, а миски не