Головы с плеч - Зои Хана Микута Страница 21

магии, тревожный кроваво-красный цвет. Магия сочилась из-под ее ногтей, из ее ноздрей, оставляла пятна на ее вуали, пока она извлекала смерть и распад из давно разложившейся головы Святого, пока она наматывала эти нити на горло Икки. Единственный раз Икка ощутила что-то, кроме равнодушия или, может быть, холодного, отстраненного интереса со стороны королевы, в тот момент, когда та начала тянуть.

Икка отключилась. Она пришла в себя на возвышении в пустой церкви; клеймо исчезло с ее затылка, аура смерти исчезла из ее вен, из ее крови. Она знала это. Она была свободна. Она лежала там долго, глядя, как лучи Света движутся по темно-серому камню. Слушая абсолютную тишину Лабиринта, окружавшего церковь. Икка не видела Лабиринта, но чувствовала его грозное присутствие. Чувствовала, как плотные тени, которые он отбрасывал, перемещались, уходили с дороги, сгущались.

Она чувствовала себя настолько…

Икка стала настолько… другой. Внешне она была почти той же девчонкой, которая впервые вошла в Страну Чудес несколько лет назад, но совершенно отличалась от еретички и приговоренной преступницы, которая недавно покинула заколдованный лес.

Это было частью их мечты – Икки, Каро и Текки. Достигнув совершеннолетия, они собирались стать такими же могущественными, какой сейчас была Икка, распластавшаяся на холодном камне. Могущество давало возможность уехать, уйти куда угодно, делать все что вздумается.

Икка помнила, что они собирались делать все это вместе.

И сейчас, когда Икка орала на Каро, лежавшую навзничь в грязи, – называла бывшую подругу воровкой, шлюхой, прислужницей богачей, продавшей душу за деньги, – она думала о том дне. О том, как она, будучи не в силах подняться с алтаря, размышляла, освободилась ли Кэресел, чувствовала ли она холод камня сквозь одежду, как сама Икка в тот день. И еще она думала: если Каро до сих пор не принесла королеве четыре головы Святых, она обязательно это сделает. И потом, в церкви, тоже будет вспоминать об Икке. Икке не нужно было гадать насчет этого. Она знала.

Она вспоминала свои тогдашние мысли: она размышляла о том, что в конце пути ее ждет Тьма и что она по-прежнему одинока.

Вспоминала, как она поднялась, вышла из церкви и вернулась в Страну Чудес.

В Лесу Икка никогда не была одинокой. Это было невозможно. Он разговаривал с ней, по-своему, без слов. Икке тоже нравилось обходиться без слов – иногда. Она откуда-то знала, что Страна Чудес наблюдает за ней так же, как она сама наблюдает за Лесом. Что она, Икка, приводила Лес в восторг, когда пользовалась своей магией; что Лесу нравилась ее боль, что в обмен на боль он давал ей силу, ясность мысли. Раньше у нее для этого были люди. Для того, чтобы видеть ее, чтобы быть увиденными ею.

Но теперь, когда у нее была Страна Чудес, зачем ей нужны были другие люди?

У Икки закончились слова. Во рту у нее пересохло, и она с раздражением поняла, что сейчас расплачется.

– Алиса, – мягко произнесла Кэресел.

Икку опалило огнем.

А потом она испытала жестокую боль. На глазах у нее выступили серебряные слезы, пока она искала Тьму в теле Каро, улавливала, придавливала ее. Каро попыталась пошевелиться, и ее лицо исказилось от боли; она заскрежетала зубами, пока участки в ее теле, лишенные света, цеплялись друг за друга, собирались в комок. Икка заметила какой-то блеск у шеи Каро; наклонившись, она сдернула плащ и увидела на вороте булавку. Булавку с головкой в виде белой розы размером не больше ногтя. Символ Белой Королевы, который ее дочь сделала своим четыре года назад, после смерти матери.

– Теперь ты принадлежишь к Двору Отбросов, ты придворная дама Червонной Королевы? – рассмеялась Икка, глядя на Каро сверху вниз, довольная тем, что ее голос был восхитительно ледяным. – Уверена, высшее общество от тебя в восторге. Такой занятный маленький хищный зверек.

– О да, – едва слышно ответила Каро – благодарение богам, мягкость исчезла бесследно. – Ты что, не слышала обо мне? Меня называют мясником Червонной Королевы. Я любимое существо онни Хэтти.

– Да, мерзкие твари действительно обращают на себя внимание окружающих.

Икка помахала перчатками и веером. Онни – почтительное обращение девушки к старшей сестре. Это было отвратительно, гадко. Неужели Каро успела позабыть о том, как они мечтали стереть род Ккулей с лица земли?

– Она тебе даже тряпки подбирает, твоя онни. Как мило.

– Да, я милая. Я не всегда выгляжу как сейчас, знаешь ли.

Взгляд черных глаз Каро скользнул по сапогам. Ее одежда была выпачкана в грязи – или в крови. При Свете трудно было сказать. Потом их взгляды снова встретились, и на губах у нее появилась кривая улыбка, от которой по телу Икки пробежал электрический ток.

– Ты никогда не видела меня в платье. Можешь меня презирать сколько угодно, но твоя одежда все равно моментально окажется на полу.

Икка закатила глаза с таким видом, как будто услышала ужасную чушь.

– А твоя одежда в это время где будет, интересно?

Каро порозовела, но говорила по-прежнему резким, враждебным тоном:

– Не нужно, Алиса, дорогая. Ты будешь моей через мгновение, если я захочу, и предоставим божествам гадать, куда, черт подери, подевалась наша взаимная ненависть.

– Никуда она не подевалась, – выплюнула Икка.

– Я знаю, – хищным голосом ответила Каро. Она больше не улыбалась. – Это-то и будет самое смешное. Ирония.

И тогда Икка увидела это. Янтарное свечение. Это отвращение тлело в душе Каро, тлело, но не угасало. И в этом тоже заключалась ирония. После всех лет, после всего, что было между ними, всей этой жути – они по-прежнему были похожи и видели друг друга насквозь. И еще смешнее было то, что они моментально это поняли.

Текка посмеялась бы сейчас.

Мысль о Текке Мур застигла Икку врасплох.

Не только о ее голосе, который иногда звенел в голове Икки, но быстро затихал, уходил, как дождевая вода, в дыру, высверленную Иккой в ее мыслях специально для него, этого голоса. Каро и Икка заставили себя забыть об этой девушке, о своем горе, чтобы выжить в Стране Чудес. Но сейчас Икке казалось, что Текка стоит прямо перед ней, между ними, она видела эти волнистые волосы, слышала ее злобный смех, ее слова, всегда полные яда. Икка сделала шаг назад, пытаясь освободиться от воспоминаний, и первой ее мыслью была мысль о боли, а вторая – о том, что ей нужна ее книга, любая книга, где их троих никогда не существовало, даже ее самой. Она представила, как читает эту книгу, глядя на страницы с