Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте - Арина Остромина Страница 2

отбоя, когда Наставница Фламия выключала в спальне свет и уходила в свои покои на четвёртом этаже, я молча лежала, пока все не заснут, а потом осторожно садилась на кровати, брала с тумбочки стопку книг и тетрадей, босиком пробиралась по пустому полутёмному коридору на лестницу и спускалась в вестибюль. Там, в небольшой квадратной каморке, каждую ночь дежурила тётушка Марта, наша сторожиха. Её столик освещала маленькая лампочка – хоть и неяркая, но читать можно.

Хорошо, что Марта устроилась сюда работать. Раньше она была нашей соседкой. После смерти родителей я уже год прожила в приюте, начала забывать прежнюю жизнь, когда однажды вечером спустилась в гардероб – хотела взять из кармана куртки обломок кирпича, который нашла на прогулке, – и увидела, что какая-то женщина бежит ко мне с раскинутыми руками. Я испугалась и попятилась, не узнала её. А она присела на корточки, взяла меня за плечи и спросила:

– Ты ведь Эйна, да? Не помнишь меня?

Я помотала головой.

– Я Марта! Из соседней квартиры. Мы с твоей мамой на работу вместе ходили, и ты с нами – до самой комнаты присмотра втроём шли, а там вы с мамой оставались воспитательницу ждать.

У меня защипало в глазах. Я как будто увидела со стороны: вот две женщины в одинаковых синих комбинезонах шагают по улице. Вот между ними идёт маленькая девочка в нарядном голубом пальтишке – мама сама его сшила! Женщины держат девочку за руки, а когда впереди появляются лужи, девочка подпрыгивает, крепко уцепившись за руки взрослых, и перелетает на другую сторону. Я разревелась, как маленькая. А ведь мне было уже семь!

Марта увела меня к себе в каморку, напоила сладким чаем и сказала, что будет мне помогать. С тех пор я почти каждый день приходила туда. В первые годы только вечером, в свободные полчаса перед отбоем, а в старших классах мне уже понадобилась помощь посерьёзнее: днём я не успевала сделать уроки из-за работы в мастерской и на фабрике, поэтому приходилось заниматься по ночам. Но я со всем справилась. Мне уже исполнилось шестнадцать, через несколько месяцев я сдам выпускные экзамены и получу аттестат зрелости.

Пока я думала о Марте, погода совсем испортилась. Дождь бился о стекло, будто хотел его проломить, а я улыбалась: редко мне выпадала возможность побыть одной. Подрагивающий свет лампочки, порывы ветра за окном, резкий запах мокрых курток, брошенных на спинки кроватей, – и вокруг никого! Но счастье долгим не бывает. Дверь распахнулась, и я услышала грубый голос Валиты:

– Эй ты, лентяйка!

Я бесшумно заползла поглубже под одеяло и затаилась. Валита постояла у двери, пытаясь привыкнуть к полумраку спальни после ярко освещённого зала. Потом сказала, уже не так сердито:

– Наставница Фламия тебя простила! Иди к остальным.

«Хорошо, что она меня не видит», – малодушно подумала я. Хоть бы меня оставили в покое ещё ненадолго! Но Валита направилась прямо к моей кровати, и прятаться дальше было бы глупо. Я высунула голову и пробурчала:

– Никуда я не пойду.

– Как это не пойдёшь? – удивилась Валита. Молча стащила с меня одеяло, а я от неожиданности взмахнула руками и случайно толкнула Валиту.

Как же она разозлилась! Схватила меня за плечи и поволокла на второй этаж, в общий зал. Я не сопротивлялась: Валита была в полтора раза крупнее меня. Наставница Фламия, увидев меня в руках своей любимицы, нахмурилась.

– Валита, что случилось?

– Она меня ударила!

Я попыталась объяснить, как всё было, но Наставница Фламия не стала слушать.

– Немедленно в изолятор!

Валита, Думара и ещё пара крупных воспитанниц окружили меня, крепко взяли за локти и повели вниз, к гардеробу, а за ним – по узкой лестнице дальше, в полуподвал. Длинный коридор без окон освещался редкими лампочками, с обеих сторон мелькали бесконечные кладовые с небрежными надписями белой краской: простыни, одеяла, подушки, куртки… В конце коридора несколько ступенек вели в технический подвал. В углу, за водяными баками и мерно гудящим насосом, небольшая дверь скрывала крохотную холодную комнатушку без окон. Снаружи она закрывалась на засов, изнутри её было не открыть.

Глава 2. Фальшивое письмо

Из всех наказаний, которые Наставница Фламия применяла к воспитанницам, изолятор был самым неприятным. Там приходилось стоять в полной темноте положенное время, обычно несколько часов. Все боятся туда попасть: тело устаёт, на следующий день мышцы болят, тяжело работать за конвейером на фабрике. Сесть в изоляторе не на что, пол холодный, стены тоже, к ним не прислонишься. На корточках – ноги затекают.

Я здесь и раньше бывала, но со временем воспоминания вытеснялись, смягчались, и каждый раз я воспринимала всё как впервые. Сначала я попробовала открывать и закрывать глаза – никакой разницы.

Втянула носом воздух. Пахло сырой извёсткой и ржавчиной, как будто рядом проходят водопроводные трубы. И правда, ритмичное постукивание, едва слышное даже в этой мучительной тишине, могло означать, что с труб на каменный пол падают капли воды. Я шагнула вперёд – ладони коснулись холодной стены, – провела руками сверху вниз и наткнулась на горизонтальную трубу. Нижний край был влажным. Лизнула палец: что ж, от жажды я тут не умру.

Ботинок упёрся во что-то твёрдое, раздался стук. Я наклонилась, нащупала прохладную округлую поверхность, вспомнила: ведро. Стоит в углу на всякий случай, ведь в туалет отсюда не выпустят.

Чтобы не терять время, я сделала телесную разминку, ведь тело надо укреплять, особенно мне. Врагов у меня много – физическая сила не помешает. Валита с Думарой вечно меня задирают, прячут мои учебники, в столовой выхватывают из рук хлеб. Я догадывалась, что они мне просто завидуют: во всём приюте я одна смогла поступить в школу. Знали бы, сколько я слёз пролила, пока готовилась, – не завидовали бы. К тому же в школе тоже не сладко: там, наоборот, меня ненавидят за то, что я из приюта. Будто я виновата, что у меня родители умерли.

Без света все движения казались непривычными, более плавными, как во сне. Но я упорно махала ногами и руками – старалась всё делать так, как учили в школе, на уроках телесного здоровья. Иногда теряла равновесие, начинала падать. Это меня не пугало: падать тоже надо уметь. Пока не научишься, ходишь весь в синяках. А если сломаешь руку или ногу, будет совсем плохо. Работать не разрешат, пока не поправишься, а без работы паёк в два раза меньше.

Это и понятно, ведь нас кормят для того, чтобы мы