Избранный. Часть 1 – Тихомирье - Сергей Нижегородцев Страница 2

– Это уже третий раз, – пробормотал он, удивляясь, как легко слова слетели с губ. В снах говорить было проще, чем наяву. – Третий раз я хожу во сне.

Сны становились всё ярче, всё отчётливее. В них он был прежним Всеславом – сильным, здоровым, способным взбежать на холм и перепрыгнуть через ручей. Но было в этих снах что-то ещё – что-то, чего не было в его прежней жизни. Тени, наблюдающие издали. Деревья, шепчущие на неведомом языке. Туман, принимающий очертания человеческих фигур.

– Они зовут меня, – прошептал Всеслав в пустоту комнаты. – Кто-то зовёт меня.

Мысль эта не пугала, скорее наоборот – приносила странное утешение. Если эти сны – не просто бред умирающего разума, если они имеют значение… может быть, его ждёт нечто большее, чем медленное угасание на этой лежанке?

Солнечный луч прорезал сумрак избы, коснулся его лица. Всеслав почувствовал тепло, но не увидел света – веки были слишком тяжёлыми. Образы сна всё ещё стояли перед глазами: лесная поляна, залитая лунным светом, и фигура на её краю, протягивающая руку.

Мир снова растворился, уступая место зыбким образам сна. На этот раз переход был мягче – словно Всеслав просто закрыл глаза в душной избе и открыл их уже в лесу. Хвойный запах ударил в ноздри, свежий и терпкий, наполняя лёгкие живительной силой. Земля под ногами пружинила, устланная мягким ковром из опавшей хвои и прошлогодних листьев.

Всеслав сделал шаг, потом второй, наслаждаясь простым чудом движения. Тело слушалось каждого импульса, каждого желания – легкое и сильное, как прежде. Он запрокинул голову, глядя на кроны деревьев, сквозь которые пробивались солнечные лучи, рисуя причудливые узоры на лесной подстилке.

Ветер коснулся его щеки прохладной ладонью, взъерошил волосы. Всеслав рассмеялся – громко, свободно, как не смеялся уже давно. Звук собственного смеха, отразившись от стволов деревьев, вернулся к нему эхом, многократно усиленным.

Он двинулся вперёд, ведомый каким-то внутренним чутьём. Ноги сами несли его по едва заметной тропе, словно тело помнило путь, о котором разум уже забыл.

Среди изумрудного мха Всеслав заметил жёлтую шляпку маслёнка. Он опустился на колени, бережно провёл пальцами по бархатистой поверхности гриба. Прикосновение вызвало каскад воспоминаний – ярких, словно они случились вчера.

Вот он, семилетний мальчишка, бежит за отцом, пытаясь не отстать от его широкого шага. Корзинка в руке кажется огромной, но он не жалуется – настоящие мужчины не ноют.

– Гляди в оба, сынок, – говорит отец, указывая на заросли папоротника. – Боровики любят такие места.

Они соревнуются – кто больше найдёт, кто быстрее наполнит корзину. Отец поддаётся, Всеслав знает это, но всё равно гордится своей победой. А вечером мать жарит грибы с луком, и запах стоит такой, что слюнки текут ещё до того, как еда оказывается на столе.

Всеслав осторожно срезал маслёнок, поднёс к лицу. Запах детства, запах беззаботных дней, когда будущее казалось бесконечной дорогой приключений.

Грудь сдавило от внезапной тоски. Он закрыл глаза, сжимая гриб в ладони, чувствуя, как скользкая шляпка податливо мнётся под пальцами.

Когда Всеслав открыл глаза, лес исчез. Вместо хвойного аромата – спёртый воздух избы. Вместо упругого мха под коленями – жёсткая лежанка. Вместо гриба в руке – пустота и неподвижность.

Реальность обрушилась на него всей своей тяжестью. Всеслав моргнул, прогоняя остатки сна, но горечь пробуждения не уходила. Снова бесконечные часы ожидания. Снова боль и беспомощность.

Запах жареных грибов настиг Всеслава, разлившись в воздухе призраком прошлого. Он лежал с закрытыми глазами, но видел так ясно, словно это происходило сейчас: день летнего солнцеворота, когда вся деревня собиралась у большого костра. Их дом гудел от гостей и родичей, а мать хлопотала у печи с самого рассвета.

Всеслав видел, как Милава отводит рукой прядь волос, выбившуюся из-под платка, как наклоняется над сковородой с шипящими маслятами. Пар поднимается от чугунной посудины, а мать ловко переворачивает грибы деревянной лопаткой. Рядом в глиняных мисках уже ждут своего часа квашеная капуста, моченые яблоки и пироги с разными начинками.

– Всеславушка, отнеси-ка отцу медовуху, – говорит она, не оборачиваясь, чувствуя его присутствие спиной.

И он бежит через двор, бережно неся глиняный кувшин, гордый оказанным доверием. Отец с дядьями сидит на лавке, обсуждает будущий урожай, охоту, деревенские новости. Увидев сына, прерывает разговор, принимает кувшин с шутливым поклоном.

– Растёт помощник, – гудит дядька Мирослав, треплет Всеслава по вихрастой макушке. – Скоро совсем мужиком станет.

Вечером, когда солнце клонится к закату, все выходят на поляну. Девушки водят хороводы, парни состязаются в силе, старики рассказывают былины. А потом прыжки через костёр – испытание смелости и очищение огнём. Всеслав помнил, как впервые прыгнул в тринадцать лет – коленки дрожали, но он не показал страха. Отец смотрел с гордостью, мать крестилась украдкой.

Тепло разливалось по телу от этих воспоминаний – тепло семейного очага, радость праздника, чувство принадлежности к чему-то большему. Каждый угол их дома, каждая трещинка на столе, каждая половица пола – всё хранило отголоски тех счастливых дней.

Но тепло внезапно сменилось холодом. Всеслав открыл глаза, и реальность обрушилась на него тяжелее любого камня. Никогда больше он не поднесёт отцу кувшин с медовухой. Не прыгнет через праздничный костёр. Не закружит в танце деревенскую девушку.

Отчаяние проросло внутри, словно ядовитый корень, отравляя каждую мысль. Даже самые простые радости – сесть за общий стол, поднести ложку ко рту, выйти во двор – стали для него недостижимыми, как звёзды в ночном небе.

Всеслав резко вынырнул из омута воспоминаний, словно пловец, достигший поверхности после долгого погружения. Сердце колотилось в груди как пойманная птица, а глаза, широко распахнутые, уставились в потолок избы. Каждая трещина между почерневшими от времени бревнами была ему знакома – сколько раз он рассматривал их, лежа здесь, беспомощный и неподвижный.

Горечь поднялась к горлу жгучей волной. Всего два месяца назад он стоял на Орлином Выступе, готовясь прыгнуть в глубокие воды озера Светлого. Тогда весь мир лежал у его ног, а будущее казалось бескрайним, как летнее небо над Тихомирьем. Он верил, что его ждут великие дела, что старые предания о северном сиянии в ночь его рождения – не пустые байки, а знак особой судьбы.

Теперь же его мир сузился до размеров лежанки. Его подвиги – это борьба за каждый вдох. Его победы – это дни без лихорадки.

Отчаяние навалилось тяжелым жерновом, выдавливая из груди воздух. Всеслав попытался сглотнуть, но горло