Дважды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова Страница 19

летом гораздо реже, чем зимой. Зимой же, как только выпадал снег, они с бабушкой вставали на лыжи и шли в лес прямо от дома. У Марты не было настоящих, но были бежевые, пластмассовые, которые привязывались к сапогам, немногим их длиннее. На них можно было рассекать по снегу, как на коньках по льду, а вот по лыжне идти скучно. Бабушка же любила как положено, с палками, и Марта часто обгоняла её, потом ждала, наматывала круги, каталась с самых крутых горок. Там, внизу, текла мелкая речка Чертановка, которая почему-то никогда не замерзала.

Сейчас они спускались к ней как раз по одной из горок.

– Так, ну здесь, наверное, можно, – оглянулась Рыжая.

– Слишком много баб Мена расспрашивает про Крым, не кажется тебе? – Марта присела к воде.

– Да ладно, она просто переволновалась, – отмахнулась Майя. – В чём ты её подозреваешь?

Марта дёргала верхнюю губу.

– Ну а как так получилось, что её сын по ту сторону жил? Со всей своей семьёй? Кроме меня.

– Она ж тебе рассказала. Она и сама не знает.

– Ой, глупости! Не верю ни единому слову! Враньё, в том-то и дело, Май!

– Слушай, – Рыжая обнималась с кривенькой берёзкой, нашла же такую, – я сочувствую тебе – жуть. Честно! Понятия не имею, как вела бы себя на твоём месте, ну, узнав это всё. Да и ваще. Родители – там, парализованные. Брат – тоже там, да ещё и клятва эта… не видеться. Но это ж не значит, что надо всех во лжи подозревать или в чём похуже. А, Мартын?

Марта смотрела на воду. Отвечать ей не хотелось.

– Давай, что ль, тренироваться? – поняв это, предложила Майя.

– Давай, – согласилась Марта. – А как? Ты меня учить обещала.

– Да я сама толком не знаю, – сказала Рыжая. – У меня ж другое: чувства, внушения, общая память. Деревья. А у тебя воздух.

– Мы когда с Цабраном по ту сторону гуляли, там девочка на пляже воду в воронку заворачивала, – вспомнила Марта, – играла так.

– Отличное начало, – кивнула Рыжая. – Попробуй.

– Да как? Смеёшься?

– Ну просто представь. Оживи своё воспоминание.

Марта попробовала «оживить». Но фокус с той маленькой девочки сползал, яркий образ создать не получалось. Это помнилось ей мазком на фоне счастья: Цабран был рядом, они шли на тайный пляж. И там купались, на камнях лежали, болтали о ерунде.

– Не получается, – она разочарованно посмотрела на подругу.

– Это потому, что ты не стараешься, – парировала Пролетова.

Марта уткнула подбородок в колени. «Фигня какая-то, – уныло подумала она. – Вон трубы облезлые, вон на кусте бумажка какая-то, а я – марид, типа. Волшебное существо, наевшееся эклеров, ага. Да вот даже когда осенью по улице идёшь и ветер в лицо дует, а ты его так… отводишь от себя, отводишь – и то больше верится. Или когда дождя капли кругом себя водишь, мягко так, осторожно…»

– Веснова! – прошептала Майка. – Зырь!

Рыжая показывала на тропинку. Маленькой струйкой, похожей на птичий косяк в миниатюре, с земли поднимались иголки, шишки и гнилые листья. Запахло влажной прелостью.

Марта моргнула, и всё упало.

– Не останавливайся, – воодушевлённо сказала Рыжая. – Продолжай! Это ты, Веснова. Ты!

5

Соловей постучал в калитку:

– Гости! Открывай!

Она появилась на крыльце не сразу. Древесная вся, пальцы сучками, вены корнями. Морщины вдоль и поперёк – в крестики-нолики играть можно. Глаза хитрые, яркие. У этой точно хвост лисий, он готов был поспорить.

– Тима Соловей, – он протянул правую руку поверх калитки. Левая держала рюкзак. – Московское отделение ОпОРы. Прям из столицы к вам. А вы, стало быть, Зейнеп?

Старуха молча кивнула: проходи. Шла за ним следом, шаркая юбкой.

– Соловей, говоришь? – кивнула на его глаз. – Неужели?

– Тот самый. – Тима поставил рюкзак у двери. – Где тут у тебя сесть можно, бабушка? И чайку я бы попил. Устал. Давно не летал на такие дальние расстояния.

– Спохватились, значит, – проворчала старуха. – Где ж вы были, а, когда тут всё в тартарары летело? Разве ж разломы устранять – это не ваше дело?

– Согласен. – Соловей осмотрел хижину, которая вся состояла из одной комнаты, и без приглашения плюхнулся возле печки на подушки. – Вот, кстати, у меня вопрос: местный сотрудник ОпОРы Ахвал Букрябов не твой друг? Его бы позвать к нашему разговору.

Зейнеп стояла посреди огромной комнаты, пучки трав свисали к ней с балок потолка. Рот прятался в складках морщин, и наливать чай гостю она не торопилась.

– Остался Ахвал по ту сторону, так же, как и Балам, поднявший Урсу.

Знакомые всё лица. Тима присвистнул:

– На волоске вы тут были, да, от катастрофы-то?

Лицо старухи стало корой: по-видимому, она считала, что произошедшее и было настоящей катастрофой.

– Давай так, – Соловей блаженно вытянул ноги, – ты мне всё расскажешь, потом я посплю, а ночью мы с тобой пойдём по местам разломов. Окей? Договорились? И можно без чая. Ладно уж. Обойдусь.

6

Плутовский ждал покупательницу у подъезда. Идея обсыпаться тээм и выйти к Соловью в жалком виде сработала на все сто: последняя порция товара осталась при нём. Тээм в пакетиках была совсем свежая, полтора месяца вполне себе рабочая точно.

Она появилась из глубины двора. Обычная московская пенсионерка: кофта, юбка, чёрные кожаные туфли на стоптанном каблуке.

– У меня мало времени, – кивнула ему быстро, без приветствия.

Плутовский пожал плечами: и не таких видали. Достал пакетики.

– Это всё? – Она была разочарована.

– Что есть. – Он невесело хмыкнул. – И если ты… вы ею фиалки удобрять собираетесь, поторопитесь. Цигель-цигель, ай-лю-лю.

– Сколько у меня времени? – спросила покупательница.

– Месяц-полтора. Максимум, – честно ответил он. – А то и меньше.

Она порывисто вздохнула. С сомнением, но всё же взяла.

– Я даже не уверена в рецептуре… – начала, но осеклась.

Щёлкнула застёжкой на сумке, протянула ему свёрток:

– Как договаривались.

Плутовский развернул. Две розоватые пачки купюр, перетянутые резиночками, и новенький загранпаспорт. В восторге покрутил его в руках: такого документа он прежде не держал, выдавать их только начали. Разломил на первой странице, полюбовался на свою фотографию, на имя-фамилию.

– Спасибо, порадовала! – Но его слова подхватило эхо уже пустой подворотни.

7

Тучи опустились близко к домам. Тяжело заморосило. Марта с Майей вышли из Битцы. Мимо них торопились люди. В квартирах включали свет, хоть был ещё не вечер. Наполненные жёлтым квадраты окон оттеняли серость снаружи, делали её более чёткой, графичной.

– А кроме эклеров и ветчины, ты что любишь? – спросила Марта.

– Кроме? Пюре, если его с молоком и маслом мнут. И салат из морковки с яблоком, как его папа делает. А у тебя когда день рождения?

– Двадцатого марта.

Рыжая вытаращила глаза:

– Ничего себе! И