Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ) - Ульяна Муратова Страница 8

— Зачем? — напряжённо спросила она. — Говорю же, денег у нас нет.

— А больной ребёнок есть.

— Но его нельзя вылечить! — вдруг разозлилась она и вскочила с места. — Мы были у пяти разных целителей, все только деньги из нас тянули! Это не лечится!

— Возможно, не лечится. Но лично я ещё не пробовала. Не в моих правилах делать выводы до того, как возьмусь за дело. Может быть, я ничем не смогу помочь, однако я не вижу вреда в том, чтобы попытаться.

— Это только даёт ложную надежду, — тусклым голосом проговорила она, и злость погасла в ней так же внезапно, как вспыхнула.

— Может быть и так. А может, есть способ облегчить состояние вашего сына, просто мы его пока не нашли, потому что не искали. Это ваш выбор, Талла. Вы можете сидеть дома, закуклившись в своём горе, а можете действовать. Возможно, результат будет одинаков. А возможно — нет. Вы не узнаете, пока не попробуете.

— Она придёт, — тихо проговорил молчавший до этих пор дед. — И я приду. Вы уж поищите это заклинание в своём справочнике, сударыня вашблагородь.

— Я не… не аристократка, поэтому не нужно титулов. Для вас я просто Таисия. Тогда жду вас завтра после полудня. Спокойной ночи.

К себе я возвращалась с тяжёлым сердцем. Возможно, Талла и права. Зря я заронила в них надежду — никакого представление о том, как лечить Дичиков недуг, у меня не было. Но и оставить всё вот так просто я не могла.

Пусть пятеро целителей сказали, что лечения нет.

Это не повод его не искать.

Иллюстрация: Талла и Дичик

Иллюстрация: Талла и Дичик

Примета 29: сегодня заботливая матушка, завтра — злобливая свекровушка

Одиннадцатое юлеля. Вечер

Таисия

Домой шла уже затемно и с неохотой.

С уходом Эрера всё казалось тусклым и неважным. Мы с Шельмой несколько раз ходили по ночам в лес, чтобы собрать трав и ягод, но даже усталость после таких походов не помогала забываться и засыпать быстрее. Словно я отдала Эреру часть души, а он ушёл и унёс её с собой. Мечталось, что он передумает и вернётся, но с каждым новым днём такое развитие событий становилось всё менее и менее вероятным.

Киса копошилась в саду. Заслышав мои шаги, подняла от земли довольную морду. Из уголка пасти торчал бешено мечущийся хвост ящерки. Вот же… охотница.

Обрадованно мявкнув, Шельма по-быстрому схарчила ящерку, пока я её не отобрала, и сделала максимально невинное лицо совсем не шалящего котика, починяющего примус. Я не купилась, хотя и ругать не стала — у неё же инстинкты. Не может же она пойти против природы…

Дома было тихо. Печь стояла ещё тёплая, но угли в ней уже погасли. Стоило разжечь её заново, однако я поленилась готовить. Шельме перепало немного сырого мяса, а я выпила стакан простокваши и забралась на подоконник. Облака застилали тонкий месяц, и идти на улицу не было смысла — нечего там пока ловить, кроме ящерок.

Взяла в руки так и не законченную книжку про детектива и нашла место, до которого дочитала в тот вечер, когда Эрер свалился из портала мне на голову, а затем уставилась в окно. Шельма прискакала и уселась рядом, поддевая носом мою левую руку.

Давай, хозяйка, гладь меня полностью!

— Хорошо, что ты у меня есть, — прошептала я ей, начёсывая лоснящиеся бока.

Она согласно замурчала, поочерёдно поджимая лапы от удовольствия.

Углубиться в книжку никак не получалось — я по несколько раз перечитывала каждый абзац, старательно вникая в сюжет, но всё равно не могла вспомнить, кто все эти люди и зачем они нужны в тексте.

Заинтересовавшись шелестом страниц, Шельма с невинным видом тронула лапой твёрдую обложку, а потом всё с тем же невинным видом выпустила когти и подцепила уголок, выцарапывая книгу у меня из рук. Та упала страницами вниз, и между ними показался уголок листка, отличавшегося по цвету.

Маленькая записка лежала между последними страницами — если специально не листать, то и не обнаружишь. Уверенным мужским почерком было выведено: «Мне действительно жаль, что всё вышло именно так. Может быть, в другой жизни всё сложится иначе. Эрер».

Меня будто с размаха пнули в солнечное сплетение, ломая рёбра и втыкая их осколки прямо в сердце. Я разрыдалась, держа дурацкую записку в руках и не зная, что с ней сделать — сжечь, смять, выкинуть или хранить как обрывок несбывшегося счастья?

Шельма взволнованно мявкнула и принялась тыкаться мордочкой мне в лицо, а я плакала и плакала, не в силах остановиться. Плотину слёз наконец прорвало — и они выплеснулись наружу, капая на грудь и испугавшуюся кису. Она чувствовала моё состояние, но никак не могла понять, в чём причина. Даже подцепила книгу зубами и подала мне. Мол, держи, хозяйка, только не плачь.

А я не могла не плакать. Со слезами выходили боль и обида на этот паршивый расклад, когда вроде есть то, о чём и не мечтала — молодость, новый мир, полезный дар… А того, чего хочется, всё равно нет — хоть об угол убейся.

Слезопад жалости к себе иссяк в районе полуночи. Я хлебнула успокоительного отвара, подхватила Шельму и пошла спать. Завтра будет новый день, придёт пациент с катарактой, а у меня заклинание не найдено, зелье не сварено и ничего не подготовлено.

Досадно, конечно, что всё сложилось именно так, но это не конец света. У Таллы вон ребёнок больной. Вот это — реальная проблема, а у меня — обычные бабские горевульки, звездострадашки и номнебольки.

Отвар помог отрубиться, и проснулась я уже утром — от дикого писка и рычания.

Открыв глаза, обнаружила на подушке рядом кровавый натюрморт — бьющуюся в агонии мышь и придавливающую её лапой Шельму с алой мордой. Вид у кисы был настолько довольный, что я на секунду онемела. Увидев, что я проснулась, Шельма с гордостью пододвинула мне лапой истерзанную мышь, и та свалилась с края второй подушки, закатившись в щель между ними. Теперь оттуда торчали только судорожно трясущиеся лапки.

Шельма радостно подпрыгнула вверх и даже улыбнулась. Вернее, радостно оскалилась. Видимо, это нужно понимать, как ультимативное утешение. Надо сказать — оно сработало. Утешилась я знатно. Сначала, вопреки сопротивлению кисы, пыталась выкинуть успевшую сдохнуть мышь, потом отстирывала от крови простыни и