Анастасия Парфёнова - Городская фэнтези — 2008 Страница 70

— Позвольте мне самому решать, кого оберегать, а кого — нет. Вас не касается, находится или не находится кто-то в моём доме, а ваше утверждение о молодой особе по меньшей мере бестактно. На первый раз прощаю, но — не испытывайте моё терпение, оно не бесконечно.

— Я уверен, что она вам назвалась, — продолжал Гереон как ни в чём не бывало, — и не смолчала об отношениях, которые связывают её с семейством Лейцев. Она гордится тем, что натворила. Вы поступили разумно, обезоружив её. То, что она хочет сделать с собой, должны совершить мы… или вы сами. Только тогда проклятие утратит силу. Решайтесь, кавалер. На карту поставлена судьба ваших детей.

— Ничто не заставит меня изменить своему слову, — помедлив, твёрдо промолвил Гертье.

Он сделал движение, чтобы вернуться в квартиру, но тут Гереон достал вексель и доверенность. Подъезд был освещён почти никак, но глаза Гертье различали все до мелочей — и он увидел, какие именно бумаги предъявляет ему жемчужно-серый господин.

— Простите, кавалер, но если вы — вы один — сейчас не покинете квартиру, эти улики окажутся в руках полиции. И вы отправитесь в тюрьму за подлог. Но прежде мы вызовем полицейских и будем понятыми при обыске. Надеюсь, вам известно, что по обвинениям в убийстве, государственной измене, изготовлении фальшивых денег и безнравственности полиция имеет право вторгаться в жилище без судебной санкции. Вашу гостью выведут из квартиры как шлюху, и ей придётся объяснять судье, как и почему она ночевала у мужчины. Вам известно слово «позор»?

— А вам — слово «честь»? — Удар не пошатнул Гертье. — напротив, прибавил ему стойкости, поскольку дело дошло до крайностей. — Вы шантажируете меня, как мелкий подонок.

— Сударь!!! — Гереон умёл и рычать, но Гертье устоял, даже не шелохнувшись:

— Ваш следующий шаг будет попыткой войти без разрешения. Думаете, я не смогу вас остановить?

Гереон быстро укротил порыв гнева, вернувшись в позу серебряной статуи.

— Я против дуэлей между родственниками, — произнёс он ровным тоном. — А то бы вы недолго прожили.

— Как знать; я метко стреляю. Родственные чувства не помешают мне принять ваш вызов. Можете присылать картель, в делах чести я всегда к вашим услугам. Будьте уверены — я научу вас биться на равных.

— Чему вы можете научить нас? — Гереон свёл брови, уставив на Гертье немигающий взор. — Вы настолько молоды, сударь, что вам чужда забота о своём роде и потомстве.

— А вы, монсьер, настолько стары, что ваша кровь остыла. Чтобы выжить, вы снисходите до браков с нами, молодыми и горячими, иначе угаснете, как догоревшие свечи.

Осанка Гереона не изменилась, но на лице под внешним лоском проявилось нечто устрашающее, словно с величавого господина спала маска, обнажив доселе скрытый лик древности, — и горькая, бездонная печаль звучала в его стихшем голосе:

— Вы даже отчёта себе не отдаёте в том, сколь жестоки ваши слова, кавалер Гертье. Поступайте как знаете, а мы продолжим добиваться своего.

— Я тоже, — войдя в квартиру, Гертье хлопнул дверью.

— Наша кровь, — отметил Кефас не без гордости.

— Он готов умереть за то, что сказал сгоряча, — вздохнул Гереон. — Что ж, друг мой, примемся за дело! Утро близится, а наши усилия пока безуспешны.

— К чему ваше самопожертвование? — укоризненно спросила Рагна. — Поймите, кавалер, — я всё равно не изменю проклятие.

— Незачем повторять, я это уже слышал, — Гертье ходил по промерзающей комнате, то хлопая себя по плечам, то энергично потирая руки. Пальцы почти потеряли чувствительность, да и нос едва ощущался, если его тронуть. Самое подходящее — присесть у печки, приблизив лицо и ладони к огню, но при сидении на корточках начинали коченеть ноги и туловище. Тряхнув чернильницу, Гертье вполголоса выругался — и чернила замёрзли! Керосиновая лампа горела кое-как, крохотным изнемогающим огоньком. Достав неоконченное письмо к Атталине, Гертье поставил чернильницу на спиртовку — может, содержимое оттает.

— Зачем вы так делаете? — не унималась Рагна. Гертье догадался, что она продолжает вести беседу, чтобы он отвечал. Когда воцарится гробовое молчание, родственники войдут.

— Вы можете меня не отвлекать? Я пишу невесте. На всякий случай хочу вас попросить о небольшой услуге — отправьте письмо, если я не смогу. Обещаете?

Сняв перчатки, Гертье долго дышал на пальцы и пробовал согреть их во рту.

Начатое третьего дня послание к Атталине никуда не годилось. Оно выглядело лживым, насквозь неискренним. Порвав его и бросив в печку, Гертье принялся за новое:

Дорогая моя Атталина!

Извините за скверный почерк, но иначе при таком холоде писать невозможно. Лишь сегодня я узнал причину Вашей нелюбви ко мне — всему виной проклятие, наложенное дочерью Брандесьеров. Милая, я всецело понимаю Ваше нежелание выходить замуж. Поэтому я приму как должное Ваш отказ, ибо речь идёт о Вашей жизни или смерти. Если мне суждено сегодня остаться в живых, я употреблю все свои силы на то, чтобы избавить Вас от проклятия. Знайте, что я не отказываюсь от нашей свадьбы и готов отложить её на любой срок, необходимый для Вашего спасения…

Закончив, он растопил на спиртовке палочку сургуча, запечатал письмо и приложил к сургучной кляксе перстень с гербом первого сына-наследника Валлероденов. Пятизубцовая фигура на нём означала, что ещё жив дед Марей. Оказалось, что среди вещиц, вытряхнутых в угол из ящичков пущенного на дрова бюро, нет почтовых марок. Тогда Гертье поставил ещё одно сургучное пятно и прилепил к нему два десятицентовика.

— Здесь — плата за пересылку, — показал он письмо Рагне.

— У вас пальцы посинели, — тихо сказала она.

— Пустяки, — Гертье поводил ладонью над пламенем спиртовки, как бы пробуя себя на роль Муция Сцеволы, но не почувствовал огня. «Плохо дело», — со снежным шорохом пришла тревожная мысль.

— Идите ко мне, — решившись, Рагна приподняла тюфяк, служивший ей одеялом, и край медвежьего плаща. — Слышите? забирайтесь в постель!

— Простите, Рагнхильд, но я с вами не лягу.

— Боже, что вы себе вообразили?!. Я вас ненавижу, да — но не хочу, чтобы вы умерли. Сами же сказали — не время для приличий. Перестаньте делать вид, что мы с вами расшаркиваемся в салоне. Полезайте сюда… я прощу вас! пожалуйста, Гертье! не заставляйте меня унижаться! Я сама себе противна за то, что говорю, — а тут ещё вы со своей гордостью!..

— Жаль, нет меча, чтобы положить его между вами и мной, — пробормотал Гертье, устраиваясь в нагретом Рагной гнезде среди тюфяков и путаясь в полах её пальто и рыхлом ворохе юбок.