Мы еще живы! - Алекс Елин Страница 7

Эстель решила остаться с Кати. Рик не смог ее уговорить поехать с ним или без него, но в другой город, где он мог бы ей помочь устроиться. Девушка нашла тут покой.

Когда путешественники поднялись на склон холма, Тео оглянулся: у двери домика стояли две женщины, они махали руками и улыбались, Кати доброй материнской улыбкой, а Эстель грустной, но решительной. Обе они приняли свое решение жить в этом чудесном домике посреди гор и прекрасного соснового леса.

3

Замок Королей погрузился в непонятное оцепенение.

Прислуга ходила на цыпочках, старший дворецкий прикрикивал на всех своих подчиненных, а старшая экономка чихвостила горничных почем зря. Повара ругали помощников, а охрана усилила бдительность. Майкл Фокс же ходил чернее тучи и лишь зыркал на своих подчиненных синими глазами из-под насупленных рыжих бровей. Даже собаки и те иногда начинали подвывать от неизвестной тоски, кони недовольно фыркали, а кошки шипели на всех подряд. Лошадь Талинды, гнедая кобылка Стрела, совсем загрустила без хозяйки, которая не находила сил заглянуть к ней. Лошадка понуро бродила по небольшому манежу и плохо ела предложенный корм и гостинцы от конюхов.

Никто не знал, что же произошло, и почему Ее Величество отменила все встречи и приемы. Королева просто не выходила из своих комнат. Она лишь ела предложенную ей пищу, да понуро сидела в личной библиотеке или в гостиной, пока прислуга сервировала стол и застилала постель. Ее Величество даже не желала тренироваться и стрелять в тире, что было для нее совсем уж необычно.

Слуги, как и животные, чуявшие душевное состояние королевы, погружалась в черную меланхолию и тоску. Они чего-то боялись, но сами не знали чего. Ощущение сгустившейся черной тучи и беды не отпускало никого.

На третий день Талинда вышла из своих комнат и приказала позвать к ней генерала Бодлер-Тюрри.

Винсент вошел в знакомый кабинет. Он ожидал чего угодно, и вполне допускал, что королева может приказать его арестовать или казнить. Сопротивляться он не собирался, полностью принимая свою вину, но он прекрасно понимал, что поступить иначе не имел права. Если бы все повторилось, он поступил бы точно также еще раз, и еще, и еще. Его делом было защищать внучку Джонатана II и ее власть от любых посягательств. Его долгом было защищать Розми от любых врагов, внешних и внутренних. Только принца Лоуренса словно бы хранили сами боги Света или Тьмы, срывая одно покушение за другим!

— Добрый день, Ваше Величество, — поздоровался глава РСР, притворив за собой тяжелую дверь.

— Добрый день, Винсент. Присаживайтесь, — королева указала ему на стул около стола для совещаний.

Выглядела Талинда ужасно: почти черные синяки под глазами, покрасневшие глаза, исхудавшее лицо. Она и без того была очень уж худой — сказывался еще не закончившийся период перехода от подростка к взрослой девушке, — но сейчас ее лицо было черепом, обтянутым кожей. Заострившиеся скулы, провалившиеся огромные глаза, побледневшие губы. Волосы потускнели.

— Винсент, — начала королева, сидя за письменным столом, — я долго думала о нашем последнем разговоре и о том, что решил мой дед. Я могу попытаться понять его желание, т. к. он от чего-то решил, что лучшим правителем страны буду я, а не кто-то из моих дядей или кузенов, и… С одной стороны, я видела недостатки моих дядей, отца и кузенов. Но с другой стороны, я надеюсь, что мне никогда не придется принимать решения, хоть отдаленно похожего на то, что принял дед. Я знаю, что его воля была для вас законом. Я знаю, именно знаю, что вы преданы мне. Мой дед мертв. Он передал корону мне. Поэтому я приказываю вам оставить моего кузена в покое. Вам это понятно?

— Да, Ваше Величество, — склонив голову, ответил генерал.

— Вы и никто другой по вашему поручению никогда более не будете пытаться умертвить, свести с ума, сделать калекой или еще как-то повлиять на душевное или физическое состояние принца Лоуренса. Вам это понятно? — твердо произнесла королева.

— Да, Ваше Величество, — замявшись на секунду, вновь ответил Бодлер-Тюрри.

— Винсент, посмотрите мне в глаза, — приказала королева. Генерал поднял голову и взглянул в эти огромные серо-зеленые глаза. Это были глаза Джонатана II, вернее, его матери, про которую говорили, что она была ведьмой. Странно, но из всех детей Кристофера VIII, только у Джонатана II были серо-зеленые глаза, а из всех его детей и внуков, только у Талинды.

Какая-то непреодолимая сила заставила генерала смотреть в глаза королевы, не отпуская его ни на мгновение. Похожие ощущения он испытывал лишь несколько раз, когда также смотрел на него старый король.

— Вы выполните мой приказ, Винсент? — чуть сощурившись, спросила Талинда. Голос ее был холоден как дыхание зимнего ветра и лишен жизни, как глубины космоса.

— Да, Ваше Величество, — прошептал Бодлер-Тюрри, ощущая, как кто-то невидимый и неведомый крепко держит его за горло.

— Поклянитесь в этом моей жизнью, — потребовала Талинда. Она прекрасно знала, что собственной жизнью и душой генерал не дорожит. Единственная женщина, которую он когда-то любил, погибла, а семьи или близкого существа, хоть кошки, хоть собаки, хоть еще кого, у него нет. Лишь жизнь королевы и благо Розми.

Генерал поперхнулся, осознавая смысл клятвы, которую его заставляет дать королева. Неведомая сила не отпускала.

— Генерал, вы будете верны или мне и Розми, или покойному деду. Знаю, что лишь ему вы служили без сомнений и вопросов, но его нет. Есть я. И двух хозяев у вас не будет, — жестоко произнесла она. — Решайтесь.

— Я клянусь… клянусь Вашей жизнью, Ваше Величество, что я исполню Ваш приказ, — прохрипел Винсент спустя несколько бесконечных минут. — Любой Ваш приказ.

— Я надеялась на это, — она отвела взгляд от Бодлер-Тюрри. Неведомая сила отпустила вспотевшего генерала. Он выбрал между прошлым и будущим. Это был тяжелый выбор. — Мой дед хотел только лучшего для Розми. Он жил для Розми и отдал нашей стране все — свою жизнь, душу, семью… Он отдал Розми даже меня, как он сказал перед смертью. Он принес меня в жертву нашей стране, ведь служить ей — величайшее благо, а быть ее правителем — величайший дар. Но он мертв, — Талинда перевела взгляд на окно. В голосе ее проступила невыносимая боль и тоска. — Он выстлал мой путь к трону трупами своих детей, возведя меня на залитый кровью престол. Он дал мне величайший дар из всех возможных, но обрек на одиночество и на тиранию. Он полагал, что