Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт Страница 6

них был доступ в комнаты Бласа. Я начал с девушки, которая так истерично рыдала — миниатюрная, с узкими плечами и крошечными запястьями. Достаточно маленькая, чтобы удивиться, как она умудрялась пройти по коридору со всей этой посудой. По ее словам, именно она ответила Бласу, когда он начал звать на помощь в восемь часов, как раз перед завтраком.

— Он звал на помощь? — спросил я.

Она кивнула. Слеза скатилась по ее щеке и опасно застряла в ямке над ноздрей:

— Он сказал, что у него... болит грудь. Сказал, что ему трудно дышать. Он собирался спуститься к завтраку, но остановился и вернулся в свою комнату. Я подошла к нему, попыталась уложить его, прежде чем... прежде чем он...

Она опустила голову; сдерживаемая слеза скатилась по ее губам; затем она снова завыла.

— Извините, — всхлипнула она, пытаясь взять себя в руки. — С-следовало б-бы с-спросить... Не ж-желает ли с-сэр выпить ч-чаю?

— Ааа...Нет, спасибо, — сказал я.

По какой-то причине это заставило ее разрыдаться еще сильнее. Я подождал, пока она перестанет. Когда она этого не сделала, я ее отпустил.

Я перешел к следующей, более старшей служанке по имени Эфинас. Она медленно села, ее движения были осторожными, контролируемыми. Движения того, кто привык к тому, что за ним наблюдают. Она подтвердила рассказ первой служанки: Блас пришел поздно вечером, принял ванну, лег спать; и все казалось совершенно нормальным, пока утром он не начал звать на помощь. Она не была у него, поэтому больше ничего не знала, но она оживилась, когда я спросила, останавливался ли Блас здесь раньше.

— Да, — ответила она. — Мои хозяева часто разрешали ему оставаться здесь. Он с ними близок.

— Чем это пребывание отличалось от других? — спросил я. — Или было ли вообще что-то по-другому?

Нерешительность. «Да, было», — сказала она.

— И что?

Еще одно колебание.

— На этот раз он оставил нас в покое, — тихо сказала она. — Наверное, потому, что у него не было возможности попытаться.

Я кашлянул, понюхал свой флакон и понадеялся, что она не увидит, как я покраснел. «Расскажите мне об этом подробнее, пожалуйста», — попросил я.

Она так и сделала. Судя по всему, Блас был настоящим ублюдком, он лапал служанок, как только оставался с ними наедине. Она сказала, что не уверена, отвечала ли на его ухаживания какая-либо из других девушек, но она так не думает, хотя он приставал ко всем ним.

— С какой целью он сюда приехал? — спросил я.

Она опустила глаза. «Он был другом семьи Хаза», — сказала она.

— Другом? Это единственная причина, по которой он остановился здесь?

— Да.

— Разве это не странно, что кто-то останавливается в чужом доме, когда его друга здесь нет?

Это вызвало презрительный взгляд. Ее взгляд задержался на моих дешевых ботинках и плохо сидящем пальто:

— Это не редкость среди джентри.

Похоже, даже служанки считали себя более опытными, чем я. Но, возможно, они были правы.

Я расспрашивал ее о многом, но с каждым вопросом она давала мне все меньше и меньше информации, все больше уходя в себя. Я взяла это на заметку и перешел к следующей.

Я расспросил следующих девушек об ухаживаниях Бласа. Хотя они подтвердили эту историю, все они утверждали, что у них никогда не было отношений с Бласом, кроме этих неприятных моментов, и никому из них больше нечего было сказать.

— Я ничего не слышала и не видела перед тем, как он умер, — решительно заявила последняя девушка. Она была смелее, громче и злее остальных. Возможно, она не была готова спокойно терпеть подневольный труд. — Всю ночь. Я знаю это.

— Вы уверены? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Потому что я почти не спала перед приходом гостя.

— Почему?

— Потому что мне было жарко. Очень жарко.

Я подумал об этом:

— Вы спите рядом с кухней?

— Да. Почему?

— Потому что там гибнет гриб кирпис. Может быть, поэтому вам было так жарко?

Она казалась удивленной:

— Еще один умирает?

— Они умирали раньше?

— Они очень чувствительны к влаге. Если ее будет слишком много, они сморщатся и погибнут.

— Какого рода влаге? — спросил я.

— Любой. Дождь. Сырость. Оставь поблизости открытое окно или дверь — особенно сейчас, когда начинается сезон дождей, — и они сразу же заболеют. Они чертовски чувствительны.

Я откинулся на спинку стула и сосредоточился. В уголках моих глаз что-то затрепетало, и я вызвал в памяти свои воспоминания об обыске дома, каждый образ каждой комнаты четко всплывал в моей голове, как муха, подвешенная в капле меда. Насколько я видел, ни одна дверь или окно не были открыты. Так как же могли погибнуть кирписы?

— Вы или кто-нибудь еще в доме случайно не закрывали открытую дверь или окно после смерти Бласа? — спросил я.

Она уставилась на меня.

— После того, что мы увидели, сэр, — сказала она, — мы едва могли стоять, не говоря уже о том, чтобы выполнять свою работу.

Я воспринял это как да, они не закрыли ни дверей, ни окон, и перешел к следующему в списке.

Поскольку у меня закончились служанки, я набросился на кухарку, расспросив ее о крови на кухне. На нее это не произвело никакого впечатления.

— Почему вы думаете, что на кухне может быть кровь? — спросила она.

— Вы порезались? — спросил я.

— Нет. Конечно, нет. Я слишком стара и слишком хороша. Если вы нашли кровь, то, я уверена, она от личрыбы, которую я приготовила Бласу на завтрак, хотя он так и не попробовал ее.

— Личрыбы? — спросил я и скривился. — На завтрак?

— Это то, что он любит, — спросила она. — Ее трудно достать там, где он работает, слишком близко к стенам. — Она наклонилась ближе. — Если хотите знать мое мнение, он что-то подцепил там, у морских стен. Какой-то паразит или что-то в этом роде. Я имею в виду… подумайте о том, что стены не пропускают. Одному Святилищу известно, какие странные штуки волны приносят с собой!

— Они не проникают внутрь, мэм, — сказал я. — В этом-то и суть морских стен.

— Но в них много лет назад был пролом, — сказала она, радуясь возможности обсудить