Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу Страница 54

Бедивер сидел на пороге своего дома, смотрел на Луну и тихонько пел:

Она — мое сердце, она — моя тайна,

И яблони цвет ароматный — она…

Увидев меня, он замолчал. Встал, выступил из света лампы за открытой дверью в лунный свет, и сразу стал бледным, как смерть.

— Я думал, придешь ли ты сегодня, — тихо сказал он. — Добро пожаловать.

От лунного света у меня на сердце стало холодно. Я поспешно шагнула в дом, к теплому свету лампы. Бедивер закрыл дверь. В очаге горел огонь. Блики скользили по полке с книгами, отражались в серебряном кувшине с вином и двух чашах на столе. Бедивер налил вина и протянул чашу мне.

— Я очень надеялся, что ты придешь. Какие красивые у тебя волосы…

— Ты и так знаешь меня всю. Лучше скажи, что ты думаешь о том, что случилось сегодня в Зале. Чего хотел добиться Мордред?

— Я так и думал, что ты спросишь об этом, — он продолжал стоять с чашей в руке, глядя на меня. — Ах, Гвинвифар, я не знаю. Может, на этот раз он просто вышел из себя? У него не меньше причин пребывать в напряжении, чем у нас. Успехами он похвалиться не может. Бывшие сторонники в раздумьях: стоит ли за ним следовать? Не лучше ли сохранить верность Императору?

— А мне казалось, что преданность его людей только растет.

— Верно. Но их мало. Меньше, чем он ожидал.

— Но он же явно чего-то хотел. Не верю я в его вспыльчивость. Слишком он опытен, чтобы терять голову по пустякам.

— Может, и так. Я вижу, что в последнее время Гвин просто бесит его, он злится на мальчишку больше, чем на Артура, хотя наш лорд как был, так и остается его главным врагом. И Гавейн говорил, что он ему не врет. Так что Мордред вполне мог потерять самообладание.

Я села за стол, отпила вина. В комнате было тепло, я совершенно расслабилась. Так приятно было говорить свободно и знать, что тебя понимают.

— Я теперь боюсь за Гвина. Да, да, знаю: Мордред не может ссориться с ним, закон не разрешает драться с собственным племянником. Но кого-то из своих он вполне может подговорить. А Гвин очень обижается, когда у него за спиной говорят, будто он прячется за отца. Ничего не стоит спровоцировать его на драку. Как думаешь, Мордред действительно хочет его уничтожить? Он ведь заметил, что Артур благоволит к мальчишке?

— Это не беспомощный мальчик, миледи, — Бедивер покачал головой. — Он уже сейчас лучше многих на коне. Более того, он популярен. Такая ссора принесла бы Мордреду мало пользы. И Гавейн ясно дал понять, как он отнесется к любой попытке вызвать сына на поединок. Думаешь, кто-нибудь хочет нажить себе такого врага, как Гавейн? Я не думаю, что Гвину грозит опасность с этой стороны. Голубушка моя, если искать что-то серьезное, то где-то в другом месте.

Похоже, я не слушала. Я рассматривала моего рыцаря в теплом свете лампы: темно-каштановые волосы, не тронутые пока сединой; серьезные глаза под ровными бровями; уголки рта приподняты — в них застряли остатки улыбки. Любовь пронзала мне сердце. Мы оба знали, что я пришла не только для того, чтобы обсуждать заговоры и политику. Мы оба хотели на время избавиться от всего этого, побыть в другом мире, нашем, и только нашем; и сейчас этот другой мир расцветал вокруг нас. Бедивер поставил нетронутую чашу с вином, подошел и наклонился, целуя мои веки. Он пропустил между пальцами мои волосы и снова поцеловал. Я поставила свою чашу на стол, встала и прижалась к нему. Любовь… когда она приходит, забывается все: долг, обязанности, да и о себе перестаешь помнить. Все остается за порогом этого нового мира. С Бедивером я становилась просто Гвинвифар, а не императрицей, не государственным человеком, переполненным заботами и связями. Ничего не осталось за пределами, очерченными светом лампы в доме моего любимого. Рыцарь аккуратно расшнуровал мое платье, обнял и подтолкнул к постели.

А потом наш мир разлетелся на тысячу частей.

Огонь стал ярче, налетел порыв ветра, в распахнутую дверь хлынул поток холодного воздуха и ночные запахи. Послышались крики. Бедивер мгновенно скатился с меня, схватил меч и встал между мной и дверью. Я села, пытаясь поправить платье, понять, что происходит. Впрочем, это сразу стало ясно. Мордред торжествующе кричал:

— Вот! Смотрите! Она здесь!

Отблески факелов метались по стенам.

— Тебе что здесь надо? — зарычал Бедивер. — Пошел вон! Убью, как Руада!

— Кто там с тобой? — выкрикнул другой голос. — У тебя там женщина? Почему ты ее прячешь?

У двери слышались суетливые шаги. Бедивер прислонился к стене, одним движением стряхнул ножны с меча; свет очага отразился от стали, словно и сам клинок стал огненным.

— Обезоружить его! — истерично кричал Мордред. — Он виновен в государственной измене!

— Убийца! Предатель! — послышались другие крики.

Я отбросила покрывало и встала рядом с Бедивером. В комнате внезапно сгустилась тишина. Я убрала волосы с глаз и провела руками по бокам, оправляя платье.

В комнату протиснулись с десяток мужчин, их вел Медро, лицо его пылало триумфом, в руках сверкал меч. Я быстро оглядела его свидетелей и в первом ряду увидела бледного от ужаса Гвина. Вот тут мне захотелось провалиться под землю. Когда я встретилась взглядом с юношей, он побагровел, хотел выскочить за дверь, но не смог протолкаться через толпу. Я ошиблась. Это были не сторонники Медро. На меня потрясенно смотрели мои друзья, а уже за ними переминались с ноги на ногу несколько людей Мордреда. Он очень тщательно спланировал свою операцию. Я предала их, и теперь меня тошнило от стыда. Говорить было трудно. Но надо.

— Вы собрали этих людей в уверенности, что я буду здесь, — сказала я и поразилась сама себе: оказывается, я не только могу говорить, но говорить своим обычным, спокойным голосом. — Вашим людям важно было обвинить меня, а моим друзьям — убедиться в моей невиновности. Вы долго искали такой шанс, и не упустили его. Что ж, вы выиграли. Только правды в ваших