Фред Сейберхэген - Разорённые земли Страница 47

Элслуд некоторое время стоял, тупо уставившись в пустоту, затем на его лице появилась кривая усмешка: Так, Лофорд. Я слишком недооценивал тебя, и в конце концов ты выиграл.

Экумен на террасе крыши ревел, как разъяренный бык, а по лестнице приближался гомон панического отступления. В здании было слишком мало солдат, чтобы оборонять его после того, как огромные двери, которые облегчали защитникам их задачу, внезапно распахнулись.

Мысль о Чармиане вернула Элслуду всю его энергию. Не обращая внимания ни на крики Экумена, ни на что-либо другое, высокий седой колдун выбежал из Зала Приемов на лестницу. Резво, словно юноша, он проскочил один пролет, разминувшись с отступающими наверх побледневшими и окровавленными сатрапами в боевых доспехах.

Взлетев по лестнице на этаж, примыкающий к террасе на крыше, Элслуд промчался по коридору, пропитанному запахом увядающих цветов, и бесцеремонно ворвался в богато украшенные покои Чармианы. Из коридора он услышал, как внутри визжат женщины.

При его появлении шум внезапно затих. Враг еще не добрался сюда; это была всего лишь какая-то женская свара. На время битвы все жены прибывших сатрапов собрались здесь, в самом безопасном месте, среди приторного аромата моря цветов, в комнатах, которые этой ночью должны были стать брачными покоями. И некоторые дамы повздорили с Чармианой, закипела драка. Принцесса была в самой гуще свалки, она подняла голову; Элслуд никогда еще не видел, чтобы лицо Чармиан было таким грубым и злобным. Длинные волосы были растрепанны, лицо залито слезами и переполнено яростью… но Элслуд видел не это — другое: его принцесса была, неважно, по какой причине, рада его видеть.

— Преврати их! — выкрикнула она. — Испепели этих сук своими заклинаниями, обрати их в старух…

У Элслуда не было времени выслуживаться или разводить церемонии. Он повысил голос, перекрикивая ее, одновременно протягивая ей Камень Свободы.

— Госпожа, возьмите это! Для правителей это пустяк, но для беглеца — спасение. Поскольку вы из властительницы превратились в нищенку, его постоянное действие из зла обратиться в благо. Это все, что я могу дать вам в настоящий момент.

Ее лицо смягчилось от страха, вызванного его тоном. Она послушно взяла Камень.

— В нищенку? Значит, мы терпим поражение?

Колдун услышал, что ее голос звучит совсем как у десятилетней девочки. Пока остальные женщины в ужасе шарахались от него, он взял Чармиану за руку и вывел из комнаты. Он знал, где начинался тайный, на случай бегства, ход Экумена, знал и то, что этот коридор проходил в полной темноте под стенами всего Замка и выходил из-под земли только несколькими километрами дальше, в восточной пустыне. И еще он знал о тайном складе в конце туннеля, о воде, пище и оружии, припасенном как раз на такой случай, как этот.

Экумен поджидал их за первым же поворотом лестницы над Залом Приемов, у входа в тайный коридор.

— Так, — только и промолвил сатрап в первый момент. Но золотоволосая женщина-ребенок и высокий седой мужчина оба остановились, онемев и дрожа перед ним.

Чармиана первая нарушила молчание.

— Отец? — взмолилась она испуганным детским голоском. И когда Экумен, который неотрывно смотрел на Элслуда, не сдвинулся с места и не заговорил, она выдернула свою руку из руки колдуна и бросилась вперед, миновала отца, взбежала по лестнице и скрылась за ее поворотом.

— Думаю, это ты меня предал, — произнес Экумен. Его взгляд был прикован к Элслуду, лицо — словно вытесано из гранита. — Когда солдата хватил этот странный удар, я так сразу и подумал. Но я медлил, желая убедиться. — Сатрап удивленно покачал головой. — Ты мог бы уничтожить меня — ни за что. Ради пустого увлечения.

Элслуд слишком долго приучал себя не преодолевать страх, а избегать опасности. Поэтому теперь страх навалился на него, словно невыносимая тяжесть, сковывающая мышцы человека, ставшего слабым и изнеженным из-за долгого пренебрежения физическими упражнениями. Глядя теперь на Экумена, он ясно видел свою участь, и безграничный страх охватил его, словно приступ рвоты, подкатывающий от живота к горлу. Не может быть, чтобы это действительно должно было случиться с ним, нет, не сейчас; всегда отыскивался еще хотя бы один путь к спасению…

Поддавшись рефлексу самосохранения, Элслуд начал бормотать заклинания, но не смог их закончить. Как ни велики были его возможности, он был беспомощен перед силой, данной Экумену как раз на такой случай Сомом Мертвым из Черных гор. И все же Элслуд никак не мог поверить, что это действительно случилось. Не веря собственным глазам, он следил за тем, как рука Экумена делала властный жест, слушал, как голос Экумена произносил соответствующие слова.

Элслуд лишился зрения — на некоторое время. Он оставался в сознании. Ему показалось, что он чувствует, как вода выходит из всех пор его тела, как вещество, которое делало его высоким и сильным покидает его влагой и потом, делая размером с младенца. Его мозг знал, что усыхает пропорционально всем остальным органам. Но еще ужаснее было то, что Элслуд понимал — его разум усыхает вместе с мозгом. Интеллект следил, шаг за шагом, за своим собственным угасанием.

Затем его чувства исчезли, растворились, но вскоре вернулись к нему, к его новому телу, погребенному под ворохом человеческой одежды, сваленной на полу. То, что обрело чувства, забыло, что такое магия и даже что такое речь. Но его память хранила и знала, что будет хранить вечно, знание о том, что когда-то оно было человеком.

Экумен пнул тварь носком сапога, и она в ужасе запрыгала прочь от него, стараясь освоиться со своими новыми перепончатыми лапами. Она заквакала и поскакала прочь, словно это могло обеспечить ей безопасность. Сатрап не стал больше уделять ей внимания, так как звуки схватки, кипевшей внизу на лестнице, приближались. Он резко повернулся и последовал в тайный проход тем же путем, что и его дочь. Он позаботился о том, чтобы дверь за ним плотно закрылась. Шаги Чармианы уже затихли впереди, растворившись в темноте. Экумен последовал за ней, не нуждаясь в свете. Но едва ли его мысли занимала Чармиана. Он направлялся не в пустыню, нет, еще нет. У него еще оставался шанс все спасти.

Его мысли по-прежнему были прикованы к Слону. Он наблюдал с верха главного здания, как бесстрашный Чап проник в Слона и выкурил оттуда юнца. Затем он видел, как Слон стоял открытый, неуправляемый, и со смесью ярости и удовлетворения понял, что ни один из тех его людей, кто мог добраться до него, не осмелился войти.

Теперь Экумен решился на другой шаг. Его тайный ход имел еще один выход — совсем рядом с разрушенными воротами, где замер Слон.