Ведьма правды - Сьюзан Деннард Страница 28

После тридцатого гостя Изольда уже не могла притворяться, что не замечает торчащего рядом и наблюдающего за всем, словно хищник, Корланта. А вот лицо Альмы оставалось невозмутимым, и улыбка, с которой она встречала посетителей, казалась искренней. Надо же, какая неутомимая.

К шестидесятому посетителю Изольда уже с такой силой гладила Рыка, что ему явно стало не по себе. К восьмидесятому пес решительно встал и покинул свое место у ног хозяйки.

Покой. Покой повсюду, от кончиков пальцев рук до кончиков пальцев ног.

– Это был сто девяносто первый, – объявил Корлант, как только последний посетитель удалился. – Ну и где остальное племя? – В тоне Корланта не чувствовалось удивления, но, когда он направился к двери, его нити стали розовыми от возбуждения. – Я позабочусь о том, чтобы все племя узнало о церемонии Приветствия. – Он устремил пронзительный взгляд на Гретчию и голосом, похожим на звук, с которым лавина сходит с гор, добавил: – Не надо. Не уходи.

– Конечно нет, – ответила Гретчия, опускаясь на табурет рядом с Изольдой.

Как только Корлант вышел, женщина вскочила на ноги. Она схватила дочь за руку, а Альма бросилась к люку, ведущему в подпол.

– Надо спешить, – прошептала Гретчия. – Корлант явно понял, что мы с Альмой задумали. Он попытается остановить нас.

– Задумали? – спросила Изольда, и в этот момент раздался странный звук.

Клац – как когда мать подрезала ей волосы. И все, что связывало трех колдуний нитей с поселением, резко оборвалось.

Все нити, связывавшие их.

Изольда этого не увидела, но почувствовала. И тут внезапный толчок чуть не сбил ее с ног.

Альма толкнула ее в сторону двери.

– Беги, – прошептала она, – к воротам!

Паника, отразившаяся в зеленых глазах Альмы, пронзила Изольду насквозь. Она кинулась в дверной проем и тут же споткнулась и беспорядочно замахала руками, пытаясь сохранить равновесие.

Снаружи ее ждала толпа соплеменников, все с фонарями, факелами и арбалетами. Все четыреста номатси, пропустивших церемонию Приветствия. Их нити были скрыты от колдуний магией Корланта, так что ни одна из них не почуяла, что толпа собирается вокруг хижины.

Появился и сам Корлант, он пробирался сквозь толпу, на голову выше всех остальных, и его нити отливали пурпурным от голода.

Люди пропускали его. В тени мелькали лица – Изольда узнавала всех тех, кто с детства ненавидел ее, и от их взглядов саднило в груди, а колени подгибались.

Она оглянулась – в хижине никого не было. Только Рык скалился и угрожающе рычал.

Затаив дыхание, Изольда стояла, пока Корлант буравил ее взглядом, а его нити набухали и багровели еще больше. Потом, с нарочитой медлительностью, он скрестил большие пальцы на руках и словно отгородился ими от Изольды. Это был знак, отгоняющий зло.

–Чужой,– произнес он тихим голосом, почти неслышным из-за пения цикад и шумного дыхания толпы.– Повесь чужого.– И повторил, уже громче: – Чужой, чужой. Повесь чужого.

Племя подхватило скандирование: «Чужой. Чужой. Повесь чужого». Слова слетали с губ, полные яда и злости. Изольда не двигалась. Она попыталась использовать логику, как настоящая ведьма нитей. Должен же быть выход из этой ситуации. Но она никак не могла его увидеть. Ей не хватало Сафи. Не хватало времени, чтобы сделать паузу и составить план.

Люди обступили ее. Их нити вдруг наполнились жизнью, словно их выпустили из плена. Тысячи оттенков кровожадного пурпура обрушились на Изольду. К ней потянулись руки. Пальцы пытались схватить ее за одежду, за волосы, девушке пришлось несколько раз мотнуть головой, чтобы вырваться. Из глаз хлынули слезы.

Чужой. Чужой. Повесь чужого.

Никто больше не повторял эти слова – люди были слишком заняты тем, что оглашали ночь воинственными криками и воплями, требуя смерти Изольды. Но их нити гудели в едином ритме, когда они толкали, пинали и хватали ее. Они заставляли ее шаг за шагом двигаться в сторону самого большого дуба в поселении.

А под этим ритмом – «Чужой, чужой, повесь чужого» – рождался новый ритм в четыре удара: «Ку-коль-ни-ца, ку-коль-ни-ца»… Сквозь воинственные напевы прорывались басовые ноты страха.

Значит, Корлант убедил племя в том, что Изольда – Кукольница, и теперь ей придется из-за этого умереть.

И тут перед Изольдой появился дуб – множество зубчатых линий на фоне лунной ночи. Какой-то мужчина схватил Изольду поперек груди, его нити беспорядочно тряслись. Женщина провела ногтями по щеке девушки – ее нити жаждали насилия.

Когда в глазах Изольды замелькали пятна боли, ее сердце превратилось в камень – то есть стало сердцем настоящей ведьмы нитей. Пульс замедлился, температура тела упала, а все звуки, враждебные жесты и страдание остались где-то за границами сознания.

Корлант подговорил племя напасть на нее. Племя боится распадающихся и некую Кукольницу. Значит, надо заставить племя боятся ее, Изольду.

Правой рукой дай ближнему то, чего он жаждет, а левой срежь кошелек.

– Разрежь.

Слово с шипением вырвалось из горла Изольды.

– Разрежь, – повторила она снова с тем же шипением, а на ее лице появилось безучастное выражение. – Скрути. Разорви.

Она повторяла это снова и снова, в одном ритме с пульсирующими страхом нитями, в одном ритме с толпой.

Она дала им то, чего они так жаждали – Кукольницу.

– Разрежь, скрути, разорви. Нити рвутся, рвутся нити!

Изольда понимала, что несет какую-то тарабарщину, но она не собиралась сегодня умирать.

Конечно, она не могла коснуться нитей этих людей и тем более управлять ими. Но номатси этого не знали, поэтому она продолжала выкрикивать:

– Разрежь, скрути, разорви. Нити рвутся, рвутся нити! Нити умирают!

Она кричала все громче, пока вокруг нее не образовалось достаточно места, чтобы она смогла выпрямиться в полный рост. Девушка набрала побольше воздуха и продолжила, на ее глазах пурпурные нити превращались в ослепительно-белые от страха. Корланта нигде не было видно.

И тут случилось нечто неожиданное: в воздухе пронесся горшок, полный раскаленных углей, и раздался голос Гретчии:

– Огонь!

Горшок взорвался. Изольда упала на землю, и огненные осколки со свистом полетели вниз. Значит, мама ее не бросила.

Люди побежали, Изольда сделала то же, но повернула в сторону родной хижины, на голос матери. Пока она бежала, снова полетели горшки, они падали на крыши соседних домов, и солому на них охватывало пламя. Началось столпотворение, и Изольда сразу почувствовала, какими натянутыми стали вокруг все нити.

Так случалось всегда, стоило человеку сообразить, что его обманули. Люди поняли, что Кукольница ускользает, их жажда крови не угасла, она стала сильнее.

Изольда