Дьяволы - Джо Аберкромби Страница 27

Якоб зарычал, когда Баптиста потащила его за ворот, вздрогнул, когда мимо пронеслась лошадь, разбрызгивая грязь. Половина вьючных животных не поместилась в конюшне, теперь без всадников они образовали паникующее стадо с болтающимися упряжами, топчущее изуродованные трупы чудовищ. За ними через пелену дождя Якоб увидел фигуры. Оборванцы с силуэтами зверей, покрытые шерстью, рогатые, с копытами, все ощетинились оружием, а впереди — человек в ярких доспехах.

— Откуда взялись эти штуки? — прошипела Баптиста.

Якоб вытер пульсирующую под носом кровь:

— Может, из Трои?

— У тебя нос сломан.

— Не в первый раз.

— У нас проблемы.

— Не в первый раз.

— Мне надо было уйти после Барселоны!

— Нам всем надо было уйти после Барселоны. — стены рушились, зверолюди прыгали, извивались и спускались во двор, чтобы потеснить нескольких оставшихся стражников. Юный капитан сидел у колодца, хрипя каждый раз, как его снова и снова пронзали копьём. Усы не помогли. Конюшни загорелись, языки пламени тут и там на соломенной крыше, несколько оставшихся лошадей бились и ржали внутри. Брат Диас стоял на коленях, сжимая священный круг, и беззвучно шевелил губами.

— У нас затруднение, — выдохнул Якоб, сорвал щит с руки и щёлкнул ноющими пальцами, направленными на Баптисту. — Ключ.

Она уставилась на него, широко раскрыв глаза. Заметно бледная на фоне чёрных окровавленных волос:

— Уверен?

— Ключ! — никто не хочет видеть сомнения. Делаешь выбор и живёшь с ним. Или умираешь с ним.

— Боже, помоги нам всем... — она скинула с шеи цепочку, на которой болтался железный ключ. Якоб выхватил его и побежал к повозке. Не слишком быстро, потому что левое колено не очень хорошо двигалось, и правое бедро почти не двигалось, трудно было сказать, какая из лодыжек больше повреждена, но он всё равно продвигался мимо гвардейца со стрелой в спине. Половина лица полностью замазана грязью. Ползком в никуда.

Учишься замечать, когда ситуация безнадежна. Спасаешь то, что можно спасти.

Он вставил ключ в замок, но корявые пальцы были скользкими от крови, и ключ выскользнул прямо в грязь.

— Говно! — простонал он, наклоняясь, чтобы выудить его за цепь, тянуть, тянуть... — Ух! — он прислонился к повозке, чувствуя жгучую боль в боку. Даже больнее, чем обычно. Он догадывался, что его ждёт, когда он посмотрит вниз, но всё равно как-то шокировало увидеть наконечник стрелы, торчащий из бедра. Он обернулся и увидел на дорожке женщину, стоящую на одном колене. У неё были большие, высокие уши, как у зайца, одно из них сгибалось под грузом десятков серёжек. Можно даже посмеяться, если бы она не начала снова натягивать лук — из тех, что используют в пустыне, в которых на тебя кроме стрелы смотрят оба рога.

— О, — проворчал он, — Хренова… — ух!

Вторая стрела пробила его легкое, судя по свисту, появившемуся при дыхании. Боже, какая боль.

Баптиста исчезла изящно, как Солнышко. «Не надо подставляться», — всегда говорила она. Хороший совет. Вечно подставлялся. Всю жизнь, все последние сражения, проигранные кампании с бесславным концом.

Но у него всё ещё был меч в руке и верность клятвам. Он сделал из своей боли шпору, зарычал сквозь стиснутые зубы, собирая оставшиеся силы, плюя кровью на каждом выдохе.

Человек в ярких доспехах прошёл через сломанные ворота гостиницы. Он был высок и красив — воин в расцвете сил, в каждой руке по обнажённому мечу, а из-за пояса торчало по меньшей мере четыре кинжала, единственный намек на звериную суть — золотой шлем в виде львиной пасти. Он взревел, когда рубанул ползущего охранника между лопаток, и ещё раз, затем нанес ему удар в спину для пущего эффекта и оставил клинок торчать.

— Вот это? — он гневно оглядел двор. — Старый рыцарь, юный монах и горстка папских наёмников? — капитан стражи уже был мертв, но новоприбывший всё равно яростно раскроил ему голову, вызвав фонтан крови, и пнул труп. — Бок совсем потеряла долбанную хватку.

— Мофно убить монафа? — фыркнул человек с мордой быка, его рот с трудом выдавал человеческие слова.

— Убивать монахов — к несчастью, — рявкнул хозяин, правда, прозвучало это как-то неубедительно.

— Профлятье! — зло выплюнул бык с целым облаком слюны. Он пнул брата Диаса между плеч, и монах упал. Через всю спину на рясе шёл грязный отпечаток сапога.

Ключ был единственным шансом, но он валялся в грязи на расстоянии пары шагов. Якоб стиснул окровавленные зубы и с тихим стоном оттолкнулся от повозки, цепляясь за рукоять меча, как за последнюю перекладину.

— Нам правда нужно это делать? — спросил человек в львином шлеме, половина его ухмылки была заляпана кровью.

— Я дал… — отчётливей прохрипел Якоб, сделал неровный шаг, — Несколько клятв. — он замахнулся мечом, как мог.

— Ради бога. — Человек с отвращением ударил по мечу, так что тот лязгнул об угол повозки и отскочил. — Чертовски стыдно! — и он пронзил грудь Якоба.

— О-о-о-о-ф… — только и простонал он. Определенно задето сердце. Столько раз его били ножом, а он так и не привык к ощущению, когда металл входит в его тело без приглашения. Он стоял, дрожа, ещё мгновение и рухнул на колени, когда клинок выскочил из него.

Пульс забился в ушах. Звук, похожий на шум моря. Как в Пя́рну, где они прощались в последний раз. Волны стекали по песку, окрашенному чёрными пятнами костров. Он попытался встать, ещё раз. У него были клятвы, и клятвы должны были удержать его на ногах, когда плоть не выдержит, когда мужество не выдержит… когда вера не выдержит…

Он рухнул лицом вниз.

Алекс выбралась из кошмара в гостинице прямиком в кошмар во дворе.

Конюшни загорелись, несмотря на дождь, лошади внутри метались в неистовстве. Один из стражников орал, пока женщина с большим пушистым хвостом, как у белки, царапала, кусала и терзала его кишки, её морда была забрызгана кровью. Большинство остальных лежали изрубленные, заколотые и переломанные. Служанка лежала лицом вниз со стрелой в затылке. Женщина с большими высокими заячьими ушами сидела на дорожке, стрела была натянута на лук, ноги игриво свисали с края. Они заканчивались не туфельками, а изящными маленькими кроличьими лапками.

Возле фургона стоял крупный мужчина в ярких доспехах. Он пронзил Якоба из Торна мечом с драгоценной рукоятью. Теперь он смотрел на