Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова Страница 27

Кто тогда на трон сядет?

То-то же.

А кто рядом с ним встать может?

Ага...

За Михайлу тогда и боярышню отдадут. Почему нет? Хороший план, а главное — выполнимый. Над столом, на котором, в липком разлитом меду похрапывал вусмерть пьяненький Филька, Михайла мечтал о власти и любви.

* * *

— Что за девушка? Даня?

Вдовая царица пристально глядела на брата. Тот и не думал что-то скрывать, охотно рассказывая все в красках и подробностях. Как-никак при нем все было.

И к сестре он сам пришел.

То, о чем болтал Филька, во дворце секретом не было. Да что там!

Об этом разве что голуби на голубятне не болтали! А может, и они щебетали, кто там их разберет, пернатых?

Вдовая царица слушала внимательно.

Женить сына ей давно хотелось. Только вот с его интересами... невесту подобрать можно. Любая под венец побежит, никто царевичу не откажет. А сына уговорить?

Что уж, если себе не врать, уговорить Федю можно. А как с его привычками быть? Такое с продажными девками скрыть можно, с холопками, если уж так сложится. А с боярышней, да во дворце... тут и думать не о чем.

Но если Фёдор кем-то заинтересовался? Да сам?

Можно ли как-то интерес его на пользу себе обернуть? Любава сыночка знала, когда захочет он что-то — не остановишь, горы свернет, моря осушит! Захотел он эту боярышню?

Получит. И неважно, что вокруг будет, кто там порадуется, кто умрет, кто в живых останется, все одно — получит. По ее воле — или против. То ему неважно.

— Заболоцкая, говоришь?

— Да, сестрица.

— Посмотреть на нее хочу.

— Сюда ее пригласить?

— Нет, братец. Сходи-ка ты, да сам, никому не поручая, расспроси слуг в ее доме. Хочу знать, куда они на службу ходят. В какой храм, к какому духовнику.

— Ох и хитрая ты, сестрица-лисица.

Царица и не улыбнулась.

— Была б я глупой, давно б меня Маринка со свету сжила, ведьма проклятая! Ох, Даня, не боюсь я ничего, а она мимо пройдет — меня жуть берет. Посмотрит своими лупешками черными, так и кажется, что порчу наводит. И не избавишься от нее никак... ведьмино семя!

Данила привычно выслушивал жалобы сестры, думая, что никакая царица Марина не ведьма. Что он — не знает, что ли?

Баба, как баба. А будь она ведьмой, давно б его сестрицу извела. У них и ссоры-то из-за того, кто кому поклонился, кто кого вперед пропустил, кто кого не пропустил, наоборот. Неважно?

Это для мужчин не так важно, а бабы этим меряются, как мужчины тем самым. Так что нечего и слушать глупости.

А вот про племянничка — важно. Так что Данила все рассказывал, и выслушивал инструкции. Любаву слушаться надо, у нее голова золотая.

* * *

Рудольфус Истерман тоже не спал. Он лежал рядом с красивой девушкой, и внушал ей.

— Я тебя познакомлю с царевичем Теодором.

— Настоящий царевич?!

— Он хороший мальчик, но ему нравится кое-что необычное.

— Насколько необычное?

— Он может ущипнуть, укусить, причинить тебе боль...

— За такое — двойная оплата.

— Я заплачу. Но у меня к тебе будет несколько требований.

— За отдельную плату, котик, я сделаю все, что ты захочешь.

Руди посмотрел на красивую женщину в своей кровати. Очень умную. Очень красивую.

Очень бедную и жадную.

Элиза Сваальс, тоже из Лемберга родом. Отец ее не так давно умер, но семья быстро обнищала. Ханс Сваальс был хорошим кожевником, но сколько он мог скопить? Сколько оставить вдове и дочерям? Увы, не так уж и много.

А Элиза жадна. Ей хочется хорошо жить, она любит мужчин, она очень любит деньги и самое себя.

Ей нравятся наряды, украшения... стоит ли удивляться, что на лембергской улице она перепробовала половину мужчин? Что за деньги готова практически на все?

Руди и не удивлялся.

Скорее, его поражало, как при такой натуре, Элиза выглядит столь очаровательной. Должна бы смотреться, как шлюха, но ведь — воплощенная невинность. Громадные голубые глаза, длинные рыжие волосы, нежная белая кожа. Обычное дело в Лемберге. Там такие не редкость.

Хотя и здесь, в Россе — тоже.

Местные женины очень красивы, просто не привычны к галантному обхождению, не привыкли показывать свою красоту.

Руди вспомнил, как его недавно за скромный комплимент чуть коромыслом не огрели. А что он сделал? Всего лишь сказал хорошенькой пейзанке: о, фру, как бы я хотел погреться на ваших роскошных холмах. А та как замахнется коромыслом...

Тьфу, дуры!

Коровницы.

Вот Элиза совсем другая. Рука Руди неторопливо гуляла по холмам и впадинам, женщина рядом с ним блаженствовала, Руди предвкушал ночь изысканных удовольствий. Но сначала дело.

— Я научу тебя, как одеваться, как вести себя с ним.

— А что я получу взамен?

— Дура! Это — царевич! Деньги, конечно. Но может, потом и нечто большее. Зависит от тебя. Если у вас будет ребенок, к примеру...

— Ублюдок! Фу!

— Лиз, это будет не ублюдок, а королевский сын от любимой женщины. Ты понимаешь?

— Королевский?

— Ну... сегодня принц, завтра король.

— Хммм... а что ты хочешь?

— Того, киса моя, что ты никогда не поймешь. Власти.

— Власти?

Это Элизе действительно не было нужно. Совсем. Власть? Для чего это, что в ней хорошего? Когда есть свой дом — хорошо. Когда есть деньги на все капризы и прихоти — тоже. А власть... нет-нет, умной женщине там делать нечего. Где власть, там кровь. Это Элиза знала твердо, хоть и казалась дура дурой. Но объяснять это Руди она не спешила, к чему терять клиента?

— Власти, Лиз. Ты будешь говорить, король будет слушать и делать, я буду подсказывать тебе. Я знаю, я никогда не сяду на трон. Но получить власть в Россе реально.

Лиз только головой покачала. Но отказываться не стала.

— Я могу попробовать. Но если клиент меня не оценит, отойду в сторону, и ты не обидишься.

— Хорошо. Но я в тебя верю. Ты постараешься.

— Я постараюсь, — подтвердила Лиз, — мне это тоже выгодно. Но все учесть невозможно.

С этим Руди был совершенно согласен, а потому кивнул.

— Ты умна, Лиз. Пусть будет по-твоему.

Любовница ответила ему улыбкой, и уже ее руки и губы пустились в путешествие. Лиз любила мужчин, и хотела удовольствий. А царевич...

Она подумает об этом потом!

* * *

— Устя! Ну сколько можно?!

— Сколько нужно, столько и можно будет, — отрезала Устя.

Напрасно боярышня Аксинья отсидеться надеялась. Матушка хоть пороть и не стала ее, а только приказала Аксинье в горнице