Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ Страница 25

Он толкнул тяжелую дверь, и они с Рено очутились в просторной круглой комнате с несколькими узкими окнами. Деревянные ставни, снятые с окон, стояли на полу, так, чтобы в любой момент можно было закрыть ими отверстия. Посреди комнаты находилась большая кровать, в которой, под десятком звериных шкур, лежал иссохший старик с острым носом и горящими глазами. Казалось, вся жизнь сосредоточилась в его глазах, покинув прочие члены его тела.

— Я привел его, — сказал молодой человек, остановившись на пороге и почтительно кланяясь.

— Хорошо, — донесся шепот с кровати. — Пусть он войдет. А ты выйди. То, что я намерен сообщить ему, не для твоих ушей.

— Хорошо, мой господин, — был ответ молодого человека.

Он действительно ушел, бросив Рено в одиночестве, без помощи и совета, — как будто Рено и впрямь мог что-то решать сам за себя. И Рено протиснулся в дверной проем и остановился перед кроватью, растерянно глядя на старика.

Тот шевельнулся и проскрипел:

— Ну что, нравлюсь я тебе?

— Это как посмотреть, господин, — ответил Рено, сам дивясь собственной смелости. — В качестве воина вы, пожалуй, мне совершенно не нравитесь, и я не нанял бы вас даже за бесплатно. И как муж для моей дочери вы нехороши, разве что вы богаты и намерены оставить ей большое состояние, в чем у меня имеются сомнения. Впрочем, у меня пока что нет дочери. Но для умирающего старика вы на удивление бодры и, сдается мне, ум ваш здрав, а беседа будет внятной.

Старик закудахтал и затрясся от смеха.

— А вот ты мне нравишься, — заявил он чуть громче. — Для толстого мальчишки ты вполне недурен и рассуждаешь неплохо. Кажется, ты даже дерзок… Скажи-ка, Рено де Керморван, любишь ли ты свою мать?

— Моя мать? — юноша откровенно удивился. — При чем здесь моя мать? Но если уж речь зашла о ней, то скажу вам, что она — почти святая, и это общее мнение.

— И твое тоже?

Рено задумался. Старик так и сверлил его взглядом. Наконец Рено покачал головой:

— Я об этом прежде не задумывался, но, полагаю, что она — ханжа и святоша, каких свет не видывал, и если бы она когда-нибудь сломала себе шею, я бы не слишком огорчился.

Вдали послышался вороний крик, и старик криво усмехнулся:

— Напрасно ты произнес эти слова, Рено де Керморван, но сказанного не воротишь: духи злобы поднебесной услышали твое желание и исполнят его.

— О нет! — испугался Рено. — Я вовсе не это хотел сказать…

— Поздно, — перебил старик.

— Я не хочу убивать мою мать! — в отчаянии вскричал Рено.

— Ты и не убьешь ее… Не жалей о Мари де Керморван, Рено, — добавил старик. И неожиданно спросил: — А хочешь ли ты знать, как погиб твой отец?

— Да, — сказал Рено, понимая, что ради этой тайны его и призвали.

— Ну так слушай… Некто, от кого весьма дурно пахло, задержал в тот день твою мать, так что она опоздала в часовню и не прошла по сломанным мосткам.

— Это всем известно, — вставил Рено.

Старик сверкнул глазами.

— Не перебивай меня, иначе я умру, не докончив истории! Никто так и не выяснил, почему к часовне пошел твой отец, да еще так поспешил, что не поглядел себе под ноги и свалился в пропасть! А все потому, что он услышал, как ты зовешь его жалобным голосом, как ты кричишь и плачешь, запертый в часовне! Он бежал, чтобы помочь тебе, чтобы вызволить тебя. Надо думать, Мари делала все, лишь бы помешать ему общаться с тобой. Ей вовсе не хотелось видеть, как отец и сын станут друзьями: двое мужчин в союзе против нее, одинокой женщины. Но сир Гварвин все равно продолжал любить тебя. И когда до его слуха долетели твои жалобные вопли, он не раздумывал ни секунды — бросился к тебе на выручку.

— А я действительно находился тогда в часовне? — спросил Рено. Он совершенно не помнил этого эпизода.

Старик хмыкнул.

— Маленький вонючий коротышка лекарь отвел тебя туда и запер. Он сказал тебе, что если ты не будешь сидеть тихо, к тебе сойдет с картины Страшного Суда самый страшный из дьяволов и вонзит тебе в голову свои раскаленные вилы. И скоро уже ты визжал и ревел, потому что самый страшный из дьяволов начал шевелиться на картине и бросать в твою сторону алчные взгляды…

— А вам-то откуда это все известно? — спросил Рено. Он был сейчас на диво спокоен, как будто ему рассказывали увлекательную историю о ком-то другом, а не о нем самом и его отце.

— Мне передал все подробности тот, кто все устроил, — спокойно ответил старик. — Он и сейчас поблизости, не сомневаюсь, и слышит каждое наше слово. Я не расставался с ним все эти годы, Рено де Керморван.

— С кем? — не понял Рено.

— С тем самым коротышкой… Я познакомился с ним очень давно. Очень давно… И он обещал мне вечную жизнь и вечные скитания после смерти — на целых четыреста тридцать лет, пока я не увижу, как исполнится моя месть.

— Вы желали отомстить моему отцу? — уточнил Рено.

— Ты ясно соображаешь, — сказал старик из Рюстефана. — И это весьма странно, ибо я прежде считал, будто у толстяков мысли ходят медленно, поскольку их продвижению мешают толщи жира… Однако я желал отомстить не только твоему отцу, Рено, но и твоему деду, и тебе самому, и твоим детям — до тех пор, пока не настанет 1445-й год и мое проклятие не перестанет тяготеть над родом Керморванов.

— Но что же такого сделали вам мои предки, если вы прокляли нас? — опять спросил Рено.

— Твой дед погубил мою жену, — сказал старик. — И теперь все вы обречены на несчастливые браки: ранние смерти добрых жен и долголетие злых — вот что ждет каждого из твоего рода, Рено де Керморван. Но ты умен и добр, и ради тебя я хотел бы немного смягчить наказание.

— Дьявол не отменяет своих приговоров, — задумчиво произнес Рено. — Вряд ли вам удастся договориться с ним. А я с ним уж тем более договариваться не буду. Может быть, мне и вовсе не жениться?

— Исключено, — скрипнул зубами старик. — Ваш род не должен прерваться, иначе проклятье перейдет на кого-нибудь другого…

— Ладно, — сказал Рено и махнул рукой, — я подумаю, что тут можно предпринять. Для начала я запишу все в особую книгу, чтобы мои потомки хотя бы знали, с чем им предстоит иметь дело…

Он шагнул к выходу, желая поскорее расстаться с этим странным человеком, который — прямо скажем — нагонял на него жуть.

Старик на кровати шевельнул рукой, словно желая задержать Рено, но не имея уже сил, чтобы окликнуть его. Рено и впрямь остановился возле двери и успел еще расслышать:

— Говорят, в тот день шел безумный дождь…

Рено быстро обернулся, но старик закрыл глаза, сомкнул губы и не проронил больше ни слова.