Дьяволы - Джо Аберкромби Страница 23

Это напомнило ему битву на болоте Ратвы. Неприветливая земля и рукоять меча. Хлещущий по лицу дождь и холодный, резкий, чистый воздух в лёгких.

Это напомнило ему день, когда они штурмовали башню в Коргано, этот едкий, кислый запах горящей соломы, визги раненых, паника умирающих.

Но когда достигаешь определённого возраста, любое событие о чём-нибудь да напоминает.

Ворота снова содрогнулись.

— Что мне делать? — спросила Солнышко, опускаясь рядом с ним.

— Выживать. — Якоб ухмыльнулся ей. Ухмыльнулся эльфийке. Как всё меняется. — Каждый раз случается дерьмо, да, Солнышко?

— Обычно это случается немного позже. — и она натянула капюшон, глубоко вдохнула и исчезла. На мгновение он увидел в дожде некий силуэт, где она была. Или где её не было. Потом даже это исчезло. Дождь усилился, ветер метался по двору, заставляя плащи стражников развеваться, а табличку с медведем танцевать на единственной скрипящей цепи.

Якоб сдёрнул щит со спины. Поморщился от боли в плече, когда просунул левую руку в ремни:

— Ждать! — полурёв-полурычание, которое он отточил как смертоносное лезвие на сотне полей сражений. — Ждать!

Можно копить сомнения прежде. Можно шлифовать сожаления после. Но пока идёт бой, цель должна быть простой. Убей врага. Не умри сам.

Он вытащил меч. Поморщился от застарелой боли в пальцах, сжимая рукоять.

Как всё меняется. Как всё остаётся прежним.

Ещё один рёв из-за ворот. Ещё один сокрушительный удар по выветренному дереву.

— Готовься! — проревел он.

Клятвы удержат его на ногах, когда плоть ослабеет. Когда мужество ослабеет. Когда вера ослабеет.

Мир может сгореть дотла и разлететься вдребезги, и всё может быть потеряно, но его слово нерушимо.

Ворота снова закачались.

— Алекс, ты ранена?

Она услышала слова, но они казались бессмысленной хернёй — набор бесполезных звуков. Она тупо уставилась на герцога Михаэля, или своего дядю, или кем бы тот ни был.

— А? — и она вздрогнула от брызг грязи, плеснувших в лицо.

Во дворе был настоящий хаос. Лошадей тащили в маленькую конюшню, которая не могла вместить и половины, гривы развевались, копыта стучали. Солдаты кричали и визжали, бросаясь к стенам.

Один стражник, возможно, был моложе её, и у него оторвалась пряжка шлема, который всё время падал ему на глаза, и стражник поднимал его, но тот снова падал.

Теперь дождь лил, как из разломавшейся водосточной тубы. Какого-то стражника вытащили из седла, его руки сжимали обломанное древко стрелы в животе.

— Это плохо? — хрипло стонал он. — Это плохо?

Алекс не была хирургом, но была уверена, что стрела в теле — это нехорошо. Стрелы острые, а тело — жалкое мясо.

Дядя держал её за плечи и тряс:

— Тебе больно? — он уставился на её седло, она увидела, что оттуда тоже торчит стрела. Тёмное дерево, на удивление длинное оперение с красивой полоской.

— О, — сказала она. Если бы она сидела верхом, скорее всего, стрела торчала бы из её ноги.

Они уложили стражника на землю, стащили кольчугу, под которой была пропитанная кровью стёганая куртка. Белая кожа была скользкой от крови, а слуга её дяди Евсевий затыкал рану тряпкой, хлынула ещё кровь, и он собирал её, а она снова и снова вытекала.

— О, — снова сказала она, поняв, что схватилась за свой живот, прямо там, где была его рана. Колени подгибались, волосы прилипли к лицу, и ей стало дурно. Все инстинкты кричали бежать, но куда?

— Сколько их? — закричал кто-то.

— Где стрелы?

— Боже, помоги нам!

— Ждать! — ревел Якоб из Торна, и Алекс вздрогнула, когда ворота содрогнулись, и сделала нервный бессмысленный шаг назад, затем резко развернулась, когда что-то врезалось в землю позади неё.

Один из стражников упал со стены. Или его сбросили. Потому что теперь кто-то спрыгнул на него сверху. Упал копьём вперед, пригвоздив к земле грудь беспомощной жертвы.

Кто-то. Или что-то. Он выпрямился перед слезящимися глазами Алекс, оставив копьё торчать где было. Вместо человеческого носа у него была длинная морда, покрытая рыжевато-коричневой шерстью, одно острое ухо торчало вверх, а другое свисало, заканчиваясь чёрным пучком. Он уставился на Алекс янтарными глазами. Глазами лиса, которых она не раз видела на свалках по ночам, возмущенно глядящих на неё, как будто говоря: «Что ты делаешь в нашем городе, сука?»

— Спаситель, защити нас... — услышала она дыхание брата Диаса.

Алекс замерла, когда существо выхватило изогнутый меч из-за пояса, набитого оружием, обнажило маленькие хищные зубы и, замахнувшись, издало высокий вопль ненависти.

Раздался скрежет стали, когда герцог Михаэль оттолкнул её в сторону, поймав меч на свой, направив так далеко, что остриё едва не попало ей в плечо. Лёгким движением запястья он перешёл от парирования к выпадам, после одного широкого шага клинок пробил кожаную куртку человека-лиса между заклёпками и резво вернулся в позицию.

Трудно было понять выражение из-за коричневого меха на лице, но монстр издал своего рода визг и упал на колени. Его меч со стуком упал, когда он схватился за рану, кровь хлынула между мохнатых пальцев.

— В гостиницу! — герцог Михаэль ткнул пальцем в двух стражников. — Ты и ты, с нами!

Он протолкнул Алекс в дверной проём, в низкую общую комнату с кривыми стропилами. Там пахло луком и разочарованием. Убогое место даже по меркам Алекс. Ещё пару дней назад эти мерки были одними из самых низких в Европе. Конечно, фургон пробивший неровную дыру в стене и обрушивший кусок потолка, не помог сделать обстановку уютней. Упитанный мужчина съежился за стойкой, покрытой осыпавшейся штукатуркой.

— Что происходит? — пропищал он.

— Человек, — бессмысленно пробормотала Алекс, — И лис.

— Проклятые эксперименты Евдоксии, — сплюнул дядя. Он схватил хозяина за грязный фартук и подтащил к себе. — Где задняя дверь?

Мужчина указал дрожащим пальцем в темноту возле камина, где в почерневшем очаге потрескивали несколько поленьев. Евсевий начал красться туда, вытаскивая топор.

Герцог Михаэль что-то вложил в безвольную руку Алекс. Кинжал, перекрестье в виде змеи, красные драгоценные камни вместо глаз.

— Возьми это. — он сжал её пальцы вокруг рукояти. — И будь готова использовать.

Он провел её через большой зал, держа за руку, меч сверкал красным в другой его руке. Двое постояльцев съежились под столом. Служанка с