Яна Никитина - Школа на Роковой Горе Страница 20

Как всегда при моём появлении пираты встали и зааплодировали. Я вытащила у одного из них нож и со всего размаху запустила его в стену. Хорошо, что на пути этого ножа не было искусственных препятствий и официантов. Лезвие вошло в дерево почти по самую рукоятку. Разбойники выразили своё восхищение, и всё пошло, как обычно. Алан поинтересовался, чем обусловлено моё плохое настроение, и предложил отправить человека, который мне его испортил, в далёкое путешествие в один конец. Правда, когда он узнал, кто этот человек, весь его энтузиазм куда-то пропал. Тем не менее, я была благодарна ему за сочувствие. Весь оставшийся вечер я намерена была провести за столом и порядком надраться, чтобы забыть сегодняшний день. Алан заказал неизмеримое количество хорошего вина, рассказал, что результатом его первого волшебства был сильный взрыв, за что его чуть не выгнали из Школы, а вторым своим заклинанием он превратил свою вредную одноклассницу в полосатую козу, за что его и выгнали впервые. Правда, потом амнистировали, так как народ в Секторах возмутился, а Магистрам не хотелось из-за такой ерунды устраивать массовые казни. Я от души посмеялась над его рассказом. Но это не улучшило моего настроения. Всё-таки, превращение вредной одноклассницы в козу есть общественно полезный акт. И ему не пришлось быть объектом насмешек. Я вновь уткнулась носом в стакан и начала перемещать его содержимое в свой желудок. Когда Алан увидел, что я опять загрустила, он предложил мне пойти пофехтовать. В глазах троилось, но отказывать Алану не было никакого желания.

– Лучшее лекарство от хандры, поверь мне! Бывает, загрустишь вот так. А потом отправишь к праотцам одного, другого, и полегчает, - авторитетно заявил он (впрочем, в его голосе скользнула ирония).

– Знаешь, Алан, - ответила я печально, - я могу шпагу использовать в лучшем случае для забивания гвоздей эфесом. Я же в руках её не держала ни разу!

Алан выразительно посмотрел на Генриха и возмущённо заявил:

– Анри, друг мой, это твоё упущение. Ты посмотри только на неё. Это же в доску наш человек. Ей просто жизненно необходимо научиться обращаться со шпагой. С такой комплекцией она будет прекрасной фехтовальщицей: маленькая, гибкая и грациозная, как пантера. То, что нужно! Не желаете ли пройти, мадмуазель? - вновь обратился он ко мне и предложил руку.

Я с удовольствием согласилась.

Алан оказался прав. Фехтование позволило мне отвлечься от своих проблем. Оно требовало полного сосредоточения, невероятной собранности. Тем более, когда дело приходилось иметь с такими опытными мастерами, как Алан и Генрих. Я поняла, что эфес просто создан для меня, как только взяла шпагу в руки. Иногда мне казалось, что я просто сливаюсь с клинком. Шпага становилась продолжением моей руки. Я могла делать с ней всё, что угодно. Но, конечно, это чувство появилось у меня после долгих изнурительных тренировок, падений, ран. В этот же день я просто ухватилась за рапиру, предложенную Аланом, взмахнула ей, как топором и заявила, что теперь не найдётся равного мне воина в Секторах. Эфес в руке придавал уверенности. Алан добавил, что, действительно, теперь мои враги должны будут разбегаться при одном только моём появлении. Кому ж хочется утихомиривать сумасшедшую?

– Дитя моё, - ласково сказал он мне, нежно отобрав оружие, - я, конечно, понимаю, что это не шпага, а всего лишь учебная рапира, но если Вы будете ей так размахивать, то можно ведь ненароком и в глаз кому-нибудь угодить. Ладно, если секунданту, а если себе? Шпагу нужно держать вот так.

Он встал позади и на примере показал, что я делала неправильно. С Аланом всё получалось очень просто. Или же я была очень талантливой ученицей, или он был прекрасным преподавателем (а возможно и то и другое), но к концу первого урока я уже знала все основные выпады и умела достаточно неплохо ими пользоваться во время нападения. Генрих, который в это время возлежал в метре от земли на своём коврике, как бы невзначай заметил, что я делаю очевидные успехи, и если буду продолжать в том же духе, то скоро старина Дениэл прекратит на уроках надо мной подшучивать.

– Анри, ты, как хороший знаток местного этикета, можешь мне сказать, - я имею право требовать сатисфакции в данной ситуации? - ехидно поинтересовалась я.

– Ты можешь требовать сатисфакции, но я бы советовал просто заехать ему по физиономии, - уверенно заявил Генрих, - У тебя будут два несомненных преимущества: во-первых, это произойдёт при всём коллективе, и над тобой никто больше не будет издеваться, во-вторых, Дениэл тебе не ответит.

– Возникает два вопроса: а)Почему никто не будет издеваться? б)Неужели Дениэл это стерпит? - спросила я, глядя на Генриха, а точнее, на его коврик, с земли.

– Отвечаю по пунктам. Во-первых, все бояться безрассудно смелых людей, а так обращаться с Магистром может, несомненно, только человек, который никого и ничего не боится. Во-вторых, Дениэл, хоть он и порядочная сволочь, но девушек не бьёт. И, в-третьих, как же твои одноклассники смогут над тобой издеваться, если ты в этот же день вылетишь из Школы?!

Я вытащила рапиру из ножен и подошла к Генриху. Он на всякий случай поднялся ещё на метр.

– Генрих, - сказала я, поглаживая клинок, - я коварная сегодня и не люблю вредных советов и ехидных шуток.

Генрих выглянул из-за краешка ковра.

– Приношу свои извинения, мадмуазель, - робко-шутовским тоном пробормотал он.

– Извинения не приняты, сударь. Я требую сатисфакции, - воскликнула я и ткнула рапирой в парящий надо мной коврик.

Генрих заявил, что он больше всего на свете боится щекотки и разгневанных девиц. Я повторила своё действие. Генрих расхохотался и свалился с коврика. Алан не выдержал и тоже засмеялся. Всё остальное время мы дурачились, и на следующий день я уже и не вспоминала о своей первой неудаче на уроке магии.

Правда, Молодого Магистра я всё равно боялась, пуще дьявола. При одном воспоминании о нём у меня начинали дрожать коленки. Когда я делилась своими переживаниями с Генрихом, он хватался за голову, и отпаивал меня валерьянкой в страшных количествах. Не знаю, что уж это была за валерьянка, но действовала она похлеще, чем самый крепкий самогон, который подавали в пиратском кабачке. Стараниями Генриха мне удалось дожить до следующего утра в относительно здравом уме и твёрдой памяти, правда, тоже относительно. Впрочем, тот факт, что мы всю ночь просидели в "Роджере" сомнения у меня не вызывал (интересно, что подумала Марго, когда я так и не вернулась вечером домой?). Голова трещала, как медный котёл, то ли от переживаний, то ли от огромного количества необычной валерьянки, выпитой накануне. Генрих магически избавил меня от головной боли и предложил путь до Школы проделать на Летучах.