Лекарка поневоле и опять 25 примет (СИ) - Ульяна Муратова Страница 20

Талла закашлялась, а я растерялась. И позорить Давлика отказом не хотелось, и ссориться с Луняшей — тем более. А у неё уже дрожали губы, и на глаза навернулись слёзы обиды. И вроде ничего унизительного Давлик не сделал — не оскорбил, не обозвал, просто смотрел на неё, пока шёл, но посыл был прост и ясен: если бы не злословила и проявила благосклонность, приз могла бы получить она.

— Кхм, — прочистила горло я. — Большое спасибо за подарок. Принимаю его чисто по-дружески.

Но мои лепетания Давлика и не интересовали — он смотрел только на готовую разреветься Луню и, когда та развернулась на пятках и убежала прочь, вернулся на своё место среди участников.

Их ждало ещё два состязания.

— Я пойду найду её и утешу, а ты лучше стой здесь, иначе она в сердцах скажет какую-нибудь гадость, потом жалеть будет, — Талла растворилась в толпе, отправившись на поиски моей раненой в самую гордость помощницы, а я осталась с серёжками в руках — болеть за этого… Давлара!

Вот ведь жучила полуденный, как всё провернул — словно по нотам разыграл. Тренировался, небось…

Но Луняша тоже хороша — будет ей урок, что не стоит парней обижать, даже если они тебе не нравятся. Я с любопытством приоткрыла коробочку и посмотрела на крошечные серёжки с бусинками агата. Ведущий, конечно, не обманул, но размером такие больше подошли бы девочке лет пяти. Наверное, ленты тоже подарят длиной с ладонь, а гребень — кукольный.

Давлик тем временем участвовал в новом состязании. Дела у него шли неплохо, в первых двух турах он не выбыл, и хотя я по-прежнему мысленно болела за него, вслух ничего не говорила, не то охочая до чужой драмы толпа односельчан нас к вечеру и поженит, а мне такого счастья ни даром, ни за серёжки золотые не надо.

Талла вернулась час спустя, когда состязания уже закончились, а зрители и участники разошлись. Давлик выиграл ещё и ленты, показав свою меткость, но на этот раз дарить мне их не стал. И правильно — без зрителя в виде Луняши оно не так-то и интересно.

Ох уж этот сельский интриган… Тоже мне Жорж Дюруа уездного разлива.

— Ну что она? — со вздохом спросила я у Таллы.

— Рыдает, что мерзкий Давлик предпочёл ей другую, — чуть насмешливо ответила Талла.

— Он же ей был даром не нужен.

Талла глаза закатила:

— Тю-ю-ю… Не ищи в этом резона, там всё настолько заполонили чувства, что для него места не осталось.

— На меня она обижается?

— Вроде бы нет, даже сквозь рыдания признала, что он справедливо предпочёл ей лучшую девушку на селе.

— Вот дурочка малолетняя, — вздохнула я. — Неужели не видит, что это она ему нравится, а не я?

— Не видит в упор и убивается, что упустила свой великолепный шанс на совместную жизнь с маменькиным сынком и его драконихой-мамашей.

— Поговорить с ним, что ли? — вздохнула я.

— Не надо, — горячо возразила Талла. — Нечего в чужие отношения лезть, чтоб потом тебя же виноватой не назначили. Пусть сами разбираются. Дело молодое — сегодня влюбятся, завтра разлюбятся. Пойдём лучше театральную постановку смотреть. С магией! — с предвкушением протянула она. — Дед обещал Дичика принести, чтоб он тоже поглядел. Луня с подружками нам заняли хорошие места. Пойдём, пока девчонок с них не согнали.

Мы подоспели вовремя — на наши места уже действительно позарилось дородное семейство из соседнего села.

— Коли пустует место, так оно ничьё! — настаивал грузный мужик.

— Оно занятое, — пререкалась с ним Луняша, полулёжа на двух продавленных стульях. — У нас ребёнок больной, нужно место!

— Иди, садись, — подтолкнула я Таллу, ища глазами деда Кальва и Дичика, а когда нашла, помахала им.

Мест в результате всё равно на всех не хватило — сидячих было всего три десятка. Если бы Луня не стала заранее стратегически на них рыдать у пустующей сцены, то стоять пришлось бы всем, а так хоть Талла с Дичиком устроились с комфортом. Я предпочла остаться на ногах, с интересом разглядывая аляповатые декорации.

Пьеса началась с монолога прекрасной полуденницы, посмевшей влюбиться в мага. Актриса отдавалась роли с чувством, и вскоре я перестала замечать и потёртость её якобы богатого платья, и фальшивый блеск украшений, и незатейливый реквизит — за с апломбом заявленные магические эффекты отвечали две вялые вспышки молний, с трудом выжатые из небольшого накопителя.

История была проста и стара как мир. Она полюбила того, кого нельзя было любить. Маг — присыпанный тальком парень в светлом парике — ответил ей взаимностью и обещал луну с неба, но не сложилось. Злые родственники с обеих сторон интриговали и нагнетали, запрещали и увещевали, а в конце и вовсе грозились убить.

Чем выше был накал страстей в пьесе, тем более бурной становилась реакция аудитории. Мужской голос выкрикнул: «Пусть полуночники своих баб топчут, нечего к нашим лезть», и на него тут же зашикали стоящие рядом женщины.

Влюблённые хотели сбежать, но жестокие родственники мага их поймали и попытались разлучить. Защищаясь от них, местный Ромео случайно ранил свою Джульетту, и она погибла у него на руках совершенно нелепой бессмысленной смертью. Тогда он подхватил её тело, повернулся спиной к зрителям и шагнул с края обрыва (и помоста) в глубине сцены.

И столько чувства было в его жестах, что я поймала себя на мысли, что верю в эту историю. Верю, что когда-то и где-то подобное действительно произошло, и две жизни оборвались лишь потому, что окружающие не могли позволить существовать их союзу.

Зрители встретили финал тишиной и молчанием. «А выбрала бы своего парня, родила бы деток и бед не знала», — пробасил всё тот же голос.

Собравшиеся вдруг загомонили разом, будто кто-то дал команду. Они горячо обсуждали, возможен союз мага и полуденницы или нет. В сторону сцены полетели проклятия и даже парочка яиц, а группа молодых парней освистала актёров, в спешке удаляющихся прочь.

Меня тронул за плечо дядька Мелест:

— Как тебе постановочка?

— Неожиданная. Я думала, что на ярмарках ставят нечто более жизнеутверждающее… Вряд ли такая пьеса поможет собрать хорошую кассу, — протянула я.

— Та разнарядка свыше, — хмыкнул староста. — Говаривают, там раньше была другая концовка, будто парень с девицей сбежали и деток нарожали. Так жгли всё время декорации-то… Вот они и поменяли чутка.

— Зачем? Чтобы показать, что союз полуденницы и полуночника губителен?

— Чтобы показать, что он возможен, — хмыкнул староста и многозначительно посмотрел на меня: — Но кому как не тебе это знать.

Я промолчала.