Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ) - Анна Левин Страница 2

Она залезла в карман на платьице, доставая оттуда отцовский нож для починки пера. Очень уж он был красивым, и девочка, всегда тяготевшая к неестественным для барышни предметам, осторожно стащила его с отцовского стола.

«Спасибо, папа, и прости меня!»

Примечание автора: несмотря на все совпадения, события происходят в вымышленной вселенной, поэтому просьба спокойно относиться к историческим и географическим вольностям. Так, здесь никогда не падут империи (ни Российская, ни Французская), а крепостничество будет упразднено на столетие раньше, чтобы дикость нашей реальности не тормозила события книги.

Глава первая, рассказывающая о рухнувшей жизни Соланж Ганьон

29 августа 1830 года по Арагонскому календарю

День не задался с самого утра, причем так критично, что у сидящей в мерно покачивающейся карете девушки загорелось письмо, крепко сжатое в руке. Она с яростью опустила глаза на чадящую бумагу, и огонь мгновенно потух. Изящные губы болезненно изогнулись, и она отвернулась к окну, глядя на проплывающий мимо лес.

— Если тебе интересно, я ненавижу запах гари. Он отбивает мой нюх.

Девушка глубоко вдохнула, надеясь успокоить нервы, но вонь от горелой бумаги защекотала нос, вынудив чихнуть пять раз подряд.

— Вот видишь, Ланж, даже тебе неприятно с твоим хилым человеческим носишкой!

Соланж Ганьон (она же Ланж) посмотрела на своего фамильяра, нагло развалившегося на сиденье напротив, и подчеркнуто сдержанно сказала:

— Гастон, последний год был для меня настолько тяжелым, что я сама не знаю, как его пережила, а сегодня один этап моих мучений подойдет к концу, и за ним начнется другой. Так что не лезь мне под горячую руку, друг!

Лохматый пес, похожий на дворнягу, открыл пасть и свесил язык, отчего его морда приняла милое улыбающееся выражение, но Ланж знала, что это значит на самом деле: фамильяр ненавязчиво измывался над ней. Навязчивым издевательством в его понимании было задрать лапу на ее одежду, желательно в самом многолюдном месте.

— Фамильяр из тебя ни к черту!

— Выбирай слова, или опять захотела проблем с Красной Церковью?

— Я и с этими еще не разгреблась, — мрачно пробурчала Ланж, прикасаясь к кулону под одеждой.

— Тогда прикуси язычок, и слушайся меня, дорогая. Я тебе плохого не посоветую, тем более, от тебя зависит и мое благополучие!

Соланж происходила из древней и уважаемой семьи, практиковавшей Красную магию на протяжении восьми веков. Она выросла в роскошном родовом имении, получила лучшее образование, обладала исключительным умом и многочисленными талантами, легко заводила друзей, и еще легче — врагов, но ни с одними, ни с другими не сходилась близко, позволяя любить и ненавидеть себя на расстоянии вытянутой руки. Высокомерные родители и их тщеславные родичи души в ней не чаяли, отпрыски знатных семей в очередь становились, лишь бы завоевать ее расположение, и во всем Париже не было более обсуждаемой волшебницы, но однажды все изменилось.

Нет, внимания ей по-прежнему уделялось много, но это был интерес совершенно другого рода: общество взбудоражила новость об убийстве Флер Андре на магической дуэли, и, мало того, что подобные сражения были под запретом, так еще и участницей преступления стала мадмуазель Ганьон, всеми обожаемая Соланж, первая модница, умница и красавица, потенциальный ректор Академии Борре в Париже!

Ее почитали, ей пророчили большое будущее, она могла стать первым ректором-женщиной главного учебного заведения мира, и в одночасье все так позорно рухнуло, погребая несчастную под завалами несбывшихся надежд.

Красная Церковь назвала ее приспешницей Дьявола, еще недавние друзья и поклонники заклеймили Соланж, отрекаясь от любой симпатии к ней, враги ликовали, очерняя ее имя наперегонки с церковниками, но, когда семья отвернулась от девушки, оставляя наедине с жестоким миром, ей показалось, что петля — единственный выход из тупика.

Однако стоило ей затянуть веревку вокруг шеи — как фамильяр применил почти всю свою магию, чтобы спасти девушку, и долго успокаивал, пытаясь вернуть ей вкус к жизни, а потом — жестко отчитывал, надеясь закрепить эффект, и вызвать в ней ярость, упрямство, жажду борьбы. Все что угодно было лучше, чем безразличие и потухшие глаза.

Когда Соланж пришла в себя, вернула свое фирменное хладнокровие, никто не поверил бы, что еще недавно эта яркая и уверенная в себе девушка сдалась, сломалась, и пыталась уйти из жизни так бессмысленно. Но они не узнали, никто не знал, кроме фамильяра, а эти пройдохи не выдают секретов своих хозяев.

Стряхнув с души уныние, Ланж взялась за свою защиту, сумев доказать суду, что с Флер у них всегда были сложные отношения, и в тот вечер покойная позвала ее для разговора, но в итоге все вылилось в сражение, и ей пришлось защищать свою жизнь, что было разрешено Уголовным кодексом Французской империи.

Суд оправдал мадмуазель Ганьон несмотря на ярое негодование Красной Церкви, и в тот летний день они вышла из здания суда свободным человеком. Но общество ей этого не простило. Так сложилось, что сильный пожирает слабого, толпа сметает одиночку, а хищник, учуявший кровь добычи, никогда не оставит ее в покое. И Соланж стала этой раненой добычей, она стала той одиночкой, которую раздавила толпа. Ее влияние ослабло, и те, кто был раньше на вторых ролях, отняли у нее все, о чем раньше не мечтали.

Отец захлопнул перед ней дверь, брезгливо отвергая дочь, опозорившую его имя. Родня поступила так же, не желая принимать на себя часть ее позора. Поклонники исчезли, боясь, что она придет просить о помощи, но Соланж Ганьон была не из тех, кто добровольно примет статус просящего. Чем больше на нее давили — тем выше задирался ее подбородок, и лишь один фамильяр знал, чего ей стоило это игнорирование абсолютного краха.

Глава вторая, рассказывающая о перспективах в глубинке России

29 августа 1830 года по Арагонскому календарю

Дойдя до самого края, не зная, куда податься, чем заняться, как пережить шквал злорадства и травли, она неожиданно получила приглашение стать преподавательницей в Исетской Академии Оренбургской губернии, затерявшейся в глубинке Российской империи. Соланж прекрасно владела русским языком (как и многими другими), даже побывала там в юности, на втором курсе обучения, однако переехать туда жить, стать наставницей для детей, чуждых ее культуре и жизненным взглядам… Такое ей раньше и в страшном сне не привиделось бы! Это ведь означало существование в глуши, на предельном удалении от больших городов и кипения жизни!

Сначала Ланж горько расхохоталась, вспоминая,