Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт Страница 18

— ЧТО? — СПРОСИЛА ГЕННАДИОС. — Вы предполагаете, что... что Уксос здесь...

Уксос покачал головой, и его борода, словно кисточка для рисования, коснулась воротника.

— Н-нет. Нет, я...

— Яблонетрава — это то, что убило коммандера, — сказала Ана. — Очень мощная инфекция. В конце концов, от нее погиб целый кантон. Но помимо своих смертоносных, инвазивных свойств, она также известна своим странным воздействием на папоротниковую бумагу, в результате чего на ее поверхности появляются пятна плесени, что примечательно, поскольку папоротниковая бумага очень устойчива к другим болезням. Это то, что Дин увидел в ванной — пятна от яблонетравы на внутренней стороне стен, оклеенных папоротниковой бумагой, сконцентрировались наверху. Потому что, видите ли, Блас заразился в ванной. Я подозреваю, что небольшая часть травы была помещена в трубы из побег-соломы. Блас приехал вечером, первым делом искупался... и, когда от воды стало парить, он вдохнул его, наполнив легкие спорами. Однако споры также всплывали, пачкая стены из папоротниковой бумаги.

Теперь пот тек с Уксоса ручьем.

— Но... но я ничего не делаю с трубами...

— Да, — ответила Ана. — Но вы ведь много чего делаете с папоротниковой бумагой, так? Особенно с папоротниковой бумагой для дверей и окон. Вы — тот самый человек, который их заменяет. Вы впустили ассасина на территорию с помощью вашего реагент-ключа, вероятно, накануне вечером, чтобы он испортил ванну Бласа. Затем ассасин вошел в дом и вышел из него через дверь, обитую папоротниковой бумагой. Но только после того, как он ушел, вы заметили, что дверь, которой он воспользовался, теперь покрыта черными пятнами — либо из-за того, что он пронес яблонетраву мимо двери, либо, возможно, из-за того, что сам ассасин был необычно покрыт спорами, которые пятнали одним прикосновением.

— Но там не было никаких пятен на дверях, — сказала Геннадиос.

— Верно! — сказала Ана. — Но это потому, что Уксос, будучи садовником, понял, что на дверях должны были остаться пятна от присутствия ассасина. Итак, после прибытия Бласа он снял дверь, заменил ее, а затем сжег испорченную в своей печи.

По рубашке Уксоса расползалось пятно пота.

— Накануне вечером одна из служанок пожаловалась на сильную жару, — продолжала Ана. — Потому что гриб кирпис рядом с кухней погиб и не мог охлаждать воздух. Но как он погиб? Ну, они уязвимы к избытку влаги. Если кто-то оставляет дверь открытой слишком долго, а воздух снаружи слишком влажный...

— Тогда грибы засыхают, — тихо сказала Эфинас.

— Правильно, — подтвердила Ана. — Именно это и произошло, когда Уксос — очень тихо и незаметно, надо отдать ему должное — снял дверь с направляющих и поставил ее на место. То, что он делал очень часто в качестве садовника. Он, вероятно, заменил бы и те, что были в ванной, если бы сам Блас не спал рядом с ней, пока яд распространялся по его телу.

Снова воцарилось напряженное молчание. Все взгляды медленно обратились к Уксосу, который все еще был парализован, глаза его были широко раскрыты, на лбу выступил пот.

— Я подозреваю, что вам хорошо заплатили за эту работу, — сказала Ана. — И вы можете подумать, что у нас нет никаких доказательств. Но... яблонетрава очень устойчива даже к обычным возгораниям. В конце концов, это инфекция. Обычный огонь, на самом деле, заставил бы споры плавать в дыму, хотя это и задерживает их цветение на некоторое время. Но ваша хижина тоже сделана из папоротниковой бумаги, не так ли, мистер Уксос? — Она с улыбкой склонила голову набок. — Итак... когда двое солдат Юдекса, которых я отправила в имение, осмотрят вашу хижину, где вы сожгли двери… интересно… Какого цвета папоротниковая бумага должна быть...

Затем Уксос закричал, вскочил и бросился на Ану.

Я СКАЗАЛ СЕБЕ, что должен быть готов, но я не был готов к этому. Уксос казался робким человеком, но в одну секунду он превратился в рычащее, разъяренное существо.

Я увидел, как его рука опустилась к ботинку, а когда она поднялась, в его пальцах блеснуло серебро.

Нож. В ботинке. Где я не искал.

Тогда я задвигался.

На самом деле я не собирался двигаться. Не было никаких осознанных мыслей: казалось, что мышцы моих рук и ног обладают собственным разумом, и все они проснулись и потянули меня за собой. Следующее, что я осознал, это то, что я вытащил свой тренировочный меч — большое тупое клинок, сделанный из свинца и дерева, — затем шагнул вперед перед Аной и нанес удар.

Меч ударил его горизонтально, врезавшись в руку Уксоса, в которой был нож, а затем рассек ему подбородок и губу. По инерции садовник продолжил движение вперед и врезался в меня.

Я упал навзничь — Уксос сверху, — приземлившись на пол рядом с Аной. Мне удалось удержать меч поднятым, используя его как барьер между собой и Уксосом, который был явно ошеломлен ударом, но все еще был в бешенстве. Он закричал и занес нож, возможно, намереваясь вонзить его мне в горло, но я держал свой тренировочный меч, как посох, и, подняв рукоять вверх, снова ударил его по лицу, на этот раз гораздо сильнее, чем в прошлый раз.

Оглушенный, он упал навзничь и выронил нож. Казалось, вся комната кричала: я, Геннадиос, Эфинас. Затем я оказалась сверху на Уксосе, схватил его левой рукой за волосы и ударил по лицу правым кулаком, снова, и снова, и снова.

— Дин! — сказала Ана.

Я ударил его снова, и снова, и снова.

— Дин!

У Уксоса была рассечена бровь. Сломан нос. Его рот был полон крови. У меня болели костяшки пальцев, но я не мог перестать его бить.

Затем что-то ударило меня сбоку по голове — не настолько сильно, чтобы сбить на пол, но достаточно, чтобы оглушить. Я растерянно моргнул и тупо уставился на Сводку о передаче земельных владений в кантоне Габирга в 1100-1120 годах, которая с глухим стуком упал на пол рядом со мной.

Я понял, что Ана запустила книгой мне в голову — я не знал, как она умудрилась попасть, несмотря на то, что у нее были завязаны глаза, — и возмущенно посмотрел на нее. «Какого дьявола?» — зарычал я.

— Дин, я не возражаю против твоих буйных аппетитов, — сказала Ана. — Но