Казнь Мира. Книга третья (СИ) - Трефилова Майя Страница 18

Думали ли они нечто сходное, Фео лишь догадывался. Ожидал, что внутри них нет страха, какой глодал его, приправленный чувством горчайшего стыда.

Холод жалил всё больнее. Фео зарылся лицом в воротник и не увидел, как море сменилось сушей. Понял только, когда драконы стали снижаться.

Белая крепость поднялась, чтобы сдержать вьюги, и во мраке полярной ночи стены мерцали, будто хранили память о преждевременно иссякшем дне. Никто не вышел встречать процессию, и драконы ревели, призывая оборотней показаться. Бесполезно. Может, и не было никого в снежном граде.

— Они там, — произнёс Лу Тенгру. — Спят в разных обличьях. По периметру — лисье племя, их тотемы перед иглу. Остальные — дальше.

— Остальные — кто? — поинтересовался Хоуфра.

— Совы и волки. Совсем мало воронов.

Те, чьи семейства назвали, тут же оживились.

— Лисы — хоржаговские родичи. Моё племя, — ответила Ядула.

Хоуфра скрипнул зубами так, что сквозь бурю было слышно. К нему повернулась Фатияра, но посмотрела без осуждения. Под её тёплым взглядом, казалось, вот-вот пробудится земля. Но нет — так же, как оборотни в крепости, она спала крепко. Лишь бы не умерла.

За стенами Фео ожидал увидеть город, подобный Каталису или Домэну, но вместо домов стояли холмики из снежных кирпичей с полукруглыми забитыми ходами. Какие-то соединяли тоннели, но большая часть обособилась.

Некая сила оберегала город, и тропы не замело, а чудовищная стужа не грызла до костей во владениях Хоржага.

Ядула издала клич, похожий на соколиный. В ответ — тишь. Рыкнула тигром — не отозвались, и на медвежий рёв тоже.

С ноги на ногу переминался Хоуфра — сам хотел крикнуть, но не посмел, позволил только издёвку:

— Не так уж тебя и ждали, Ядула.

— Если меня похоронили, то и остальных тоже. Однако и волк, и сова тут, и ворон. Изгоев аж двое, — она пристально посмотрела на Миро и Сумаю. — А вот рыб нет вообще.

— Кто-то должен говорить с рыбами, — ответил Хоуфра уже спокойнее. — Все племена выступят вместе.

— Рыб искать невесть где. Если сами не пришли, а скисли в гордыне, то и не за чем их звать.

Едва она договорила, ветер ворвался в город, прогнав и покой, и остатки тепла. Фео как льдиной по лицу полоснуло. Он закрылся варежками, и кожа задубела раньше, чем её укололи острые снежинки.

— Договаривайтесь как хотите! — крикнул Лу Тенгру. — Иначе мы проиграем!

Он тяжело дышал, оглядывая всех, но особенно злобно — Хоуфру и Ядулу. Оба, как ни странно, опустили головы. Издали походили на мать и сына, которых пристыдили за одно дело. Кровь взыграет в ком-нибудь из них, и один вступится за другого. Нет, это подобно сказке Ядулы. Эти двое не помирятся, мир скорее рухнет.

— Слушайте меня внимательно, — продолжил Лу Тенгру. — Я с оборотнями дел имел мало, но кое-что о вас знаю. Вы живёте в своих крохотных вселенных-племенах, и даже верховного шамана терпите из-за древней традиции. Только страшная опасность вас заставит объединиться, и то я всего четыре племени насчитал. Где остальные? Уже похоронены под снегом, пока вы тут лаетесь, как псы?

— Ты бы рот свой закрыл, безродный… — прошелестел кто-то из оборотней, но тут же получил локтем в бок.

— Глист бледный, мнит о себе много, — послышалось с другой стороны.

Фео забыл после встречи с Асцерат, что такое настоящий гнев. Ладонь сжалась, заклинание вспыхнуло в мозгу. Оборотень упал и забился, сжатый путами. Первой, уже через секунду, сорвалась Фатияра. Лишь её рука ослабила боль, и лишь её взгляд сжёг всё, что было внутри Фео.

— Мой друг умер, спасая вас, — произнёс он медленно. — А вы глисты сами, твари…

— Фео!

Голос Фатияры иссушал, как дыхание огненной пустыни.

— Я на стороне Фео, — вступил Шакилар, и царевна отвернулась.

— Ещё один велит нам, как жить, — раздался голос из снежной дыры, и кто-то поманил в открывшийся в холме тоннель.

Это был дряхлый оборотень. Фео таких стариков не видел даже в Каталисе, а представить, что кто-то из старших народов может себя довести до подобной старости прежде не выходило. Оборотень едва волочил босые, покрытые густой серебристой шерстью ноги, и наступал на собственную длиннющую бороду. Одет был в затасканную рыжую шубу с проплешинами и крепко сжимал палку с вырезанными тотемными лисами.

— Мой дом остыл ради того, чтобы я послушал вас. Мало что понимаете в оборотнях, колдун-демоноборец, хоть и кичитесь этим. Мы не пугливы и единение нам не чуждо. Четыре племени живут рядом друг с другом, ведут общее хозяйство, вместе танцуют и молятся. Но мы не хотим скученности как в ваших царствах, потому что вольны как дикий ветер, а вы всё навязываете и навязываете нам свои порядки.

— Моих здесь нет, — тихо произнёс юноша в чёрной шубе, и Фео с удивлением посмотрел на него. Почему нет? Чёрный — наверное, ворон, а воронов назвали.

— Хоржаг? — Хоуфра подался вперёд. — Ты жив? Но я сам видел…

–Ты видел плохо. Сердце твоё оказалось слепым, и ты предал всех.

— Да? — едва не прорычал Хоуфра. — А не ты ли хотел единения? Не для того ли я был рожден, а Саландига принесён в жертву? ­Не по твоей ли вине пролилась кровь?

— По моей. И за то я проклят и виноват даже больше вас с Ядулой. Но моего раскаяния было мало Секире, как и поклонения всех племён. Мы чтили заветы Саландиги, только трещина не зарастала.

— Отверженные всё ещё в ледниках. А моё племя? А рыбы?

Хоржаг молчал. Его глаза пугали Фео. Темные, почти без радужки, как у готового броситься кота, но удивительно безжизненные. Хоржаг тянулся к углям грубыми ладонями так, чтобы оранжевая искорка уколола и только так оживлялся. Даже возвращение оборотней его не волновало.

— Ты не рад Ядуле? — неожиданно поинтересовался Хоуфра, когда тишина стала душной. — Больше никто из твоего племени не уцелел, но хоть она вернулась.

–Я давно позабыл, что такое радость. Мои дети умерли, наложниц я разогнал и жил отшельником. Только когда Ядула вернулась, я понял, что бежать не было смысла, нужно стараться здесь, чтобы искупить вину перед сыном, утешить его дух.

— Ясно… –Хоуфра опустил голову, а Фео заметил, как Ядула отошла в тень: вся спесь её куда-то пропала.

— Господин Хоржаг, нам нужна ваша помощь! — вступил Шакилар. — Где остальные вожди оборотней? Все они должны быть! Мне доводилось снимать проклятие со святыни, и в этот раз мы сумеем. Но всякая ненависть должна забыться, если вместе мы выступим…

— Ты тоже глухой, драконий мальчик. Думаешь, навязав свой уклад, спасешь нас? У тысячи таких, как ты, не вышло, сам Аватар оказался бессилен, чем ты лучше?

Драконы оскалились, приготовились защищать принца, но жестом Шакилар велел им не вступать.

— Мы пойдём ко всем племенам, и рыбам, и отверженным! — громко произнёс Хоуфра, и Шакилар встал рядом с ним. — Порознь такую победу не одержать! Я слышал шепот тех, кто подо льдом, они жаждут прощения, а с нами те, чья сила огромна! Быть может, это и есть ключ? Пусть ни одной страной, но мы будем вместе и равны, как завещал Ойнокорэйт!

Его горячая речь не зажгла оборотней, и Фео помрачнел, глядя на тех, кого спас. Только Сумая и Миро чуть оживились, остальные же походили на снежные статуи в своём безразличии.

— Моя надежда давно умерла, внук мой. Но если ты вернулся, привёл и пленников, и могучих воинов, то я благословляю тебя. И всех прошу, кто сейчас здесь, помочь тебе.

Оборотень, тот самый, которого придушил Фео, обошёл собратьев и встал перед Хоржагом. Их друг от друга отделял лишь очаг. Тень за спинами обоих стала густой, а лица — оранжево алыми, при том словно из дерева вырезанными.

— Вождь ты бывший или нынешний, права отправлять нас в бурю на гибель у тебя нет. Мы живы не благодаря тебе. Может, и нас принесли в жертву, как ты принёс свою Ядулу, но больше мы не хотим мучиться.

Он не стал дожидаться ответа или возражения — песцом бросился в ледяной коридор, а за ним ещё несколько собратьев. Никто не пытался их остановить и даже не знал, что ждёт их по ту сторону тоннеля. Может, выберутся там и отправятся на поиски своих семей, за что их Фео не осуждал. До сих пор стыдился, что не сдержался, вспылил. Этот оборотень сам не ведал, какую рану вскрыл.