Стеклянный город - Мария Сергеевна Руднева Страница 18

Девушка с зелеными глазами и черными волосами стояла на пороге — как принято было у марблитцев. Бритт сразу захотелось ее нарисовать. Хотя бы скетч в альбоме, а лучше — полноценный портрет масляными красками, такой был необычный, средневековый типаж. Девушка прекрасно вписывалась в мозаичный антураж и общий колорит города. Простое темно-зеленое платье в бохо-стиле усиливало впечатление.

Поверх платья был повязан льняной передник.

— Привет, хозяюшка, — махнул рукой Таласс. — Что сегодня за чай?

— Из розовых лепестков, — с улыбкой ответила девушка, и у Таласса на мгновение заледенела улыбка — всего на мгновение, но Бритт умела подмечать такие вещи.

В следующий миг он отмер лицом и махнул рукой: мол, неси все свои чашки.

Устраиваясь за столом, Бритт подумала, что это самое милое кафе, которое она видела в жизни.

«Хозяюшка» вынесла чашки и разлила чай. Следом стол украсило блюдо с печеньем, воздушным на вид и на вкус.

— Привел друзей, старый проказник? — Девушка провела ладонью по плечу Таласса.

— С друзьями надо делиться самым лучшим, не так ли? — довольно сощурился он в ответ. — Эй, Хью, Меган, Бритт, знакомьтесь с Гвендолин. Лучшая выпечка в городе и авторский чай!

— И лучшая музыка. Все, кроме скрипки, — добавила Гвендолин и подмигнула.

Бритт она понравилась. Гвендолин обладала тем видом очарования, который пробивает сразу и до сердца.

— А почему кроме скрипки? — спросил Хью.

— На скрипке у нас играет господин мэр, — ответила Гвендолин. — Разве вы сами не слышите? Сейчас как раз время его игры.

— Это он играет? — всколыхнулось что-то в груди у Бритт. — Я думала — запись…

— Что ты, что ты! В Марблите есть только живая музыка. Здесь нет никаких проигрывателей, плееров… Ничего нет. Только собственные руки и чутье, — вмешался Таласс.

— А почему тогда так хорошо слышно? Такие тонкие стены?

— Вовсе нет. Просто господин Дроссельфлауэр любит играть по вечерам, стоя на балконе. А горожане обожают его слушать. Приходят на площадь, словно бы невзначай, и наслаждаются концертом.

— Я смотрю, ваш господин мэр — рассадник талантов, — хмыкнул Хью.

Гвендолин вновь рассмеялась:

— Не без этого! Все, я оставляю вас — у меня еще гости внутри. Наслаждайтесь вечером!

Бритт проводила ее взглядом. Дверь кафе была тяжелая, деревянная, обвитая кованым плющом.

Очень по-реконструкторски.

— А как называется это кафе? — спросила она.

— «Розарий», — коротко ответил Таласс. — Пейте чай — он в самом деле того стоит.

Чай был восхитительный, но Бритт отметила, что к своей чашке Таласс и не думал притрагиваться. И вообще вел себя так, словно у него аллергия на слово «роза».

Хью и Меган тем временем налегали на печенье, и Бритт поспешила присоединиться к ним.

Пили чай в тишине — изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Бритт из-под челки рассматривала своих новых друзей поневоле и думала, в каком жанре написала бы каждого из них.

Хью — прямой кандидат к прерафаэлитам. Такие тонкие черты лица и вьющиеся волосы надо выписывать именно в их акварельно-ренессансной стилистике. Меган подошел бы грубый графический портрет-шарж, чем-нибудь резким, например, углем или тушью.

А Таласс… Ему тоже подошло бы масло. Густые яркие цвета, вроде тех, что выбирали импрессионисты. Только масло передаст яркий голубой оттенок радужки глаз.

Бритт вздохнула. Жалко, конечно, что с собой у нее ни холста, ни этюдника, ни красок. Придется обходиться маркерами и карандашами — но, вернувшись домой, она восполнит этот пробел.

— Мне кажется, вам надо познакомиться с господином Мэром! — вырвал ее из задумчивости голос Таласса.

— Я с ним уже знакома, — сказала Бритт. — Но Меган и Хью еще не встречались с ним.

— Что ж, это можно устроить. Я поговорю с Долл… Навещу ее вместе с вами, пожалуй. Заодно убежусь, что вы не заблудились по дороге.

В дверях вновь показалась Гвендолин.

— Уже уходите?

— К сожалению! — неспешно поднялся со стула Таласс. — Завел гостей сюда — не удержался. А вообще, нас давно уже ждет Долл. Не простит ведь, если наедимся твоих печений и откажемся от ужина. Наверняка она расстаралась для ребят…

— Так ведь для ребят же, не для тебя, — с добродушной подначкой ответила Гвендолин, собирая со стола чашки.

— Что же она, меня, старого друга, откажется покормить? — Таласс рассмеялся.

Бритт заново замоталась в шарф. Определенно похолодало. В горных городах под вечер всегда холоднее: холод идет с гор, как, кажется, спускается вниз, и никакие пледы и фонари не помогут. Только горячий ужин и теплый душ.

Она провозилась с шарфом так долго, что Хью и Меган успели уже далеко уйти вслед за Талассом. Кивнула Гвендолин, которая стояла на пороге, глядя им вслед, и убежала догонять друзей.

Карусель молчала, прикрытая тяжелым покрывалом. Было людно, но тихо — прохожие, прогуливающиеся по площади или сидящие за уличными столиками кофеен, слушали скрипку.

Бритт подняла голову и увидела скрипача — это и в самом деле был Дроссельфлауэр. Прижав к плечу скрипку темного дерева, он водил по струнам смычком, закрыв глаза. Музыка лилась — тоскливая, чистая, Бритт никогда не слышала этой музыки, и не узнала бы никогда. Но она трогала за сердце.

На мгновение Бритт задумалась, каково это — лететь по кругу, оседлав величественного сфинкса, под звуки скрипки, и глядеть по сторонам, на калейдоскоп мозаичных стекол и ярких огней…

Дроссельфлауэр играл, и Бритт не оставалось ничего иного, как рассматривать его — пристально, вдумчиво, отмечая на грани сознания, что при первой встрече не