Жестокая жажда - Анжела Монтойя Страница 15

Учитывая, что та жуткая юная девица знала о его роде, она могла знать и об Альме Росарио, и о чудовище, лишившем ее жизни. Он обязан поговорить с ней. Проблема заключалась лишь в том, что она желала его убить. Причем с особой жестокостью.

Дрожащими пальцами Лало потянулся за спину и схватился за рукоять кинжала, торчащего из плеча. Стиснув зубы, он попытался вытащить клинок. У него тотчас скрутило желудок, и его едва не стошнило.

– Жалкий, – прошептал он. – Какой же ты жалкий.

Лало показалось, что он выждал достаточно долго. По его подсчетам, он просидел в этой дыре более двух часов. Он был уверен, что те девушки уже перестали охотиться на него, но, услышав щебетание птиц, занервничал. Обычно они молчали до рассвета.

Кряхтя, он изо всех сил пытался извернуться, чтобы вытолкнуть свое тело из ямы. Оно чертовски сильно болело. Лало, конечно, исцелится. Ведь в нем текла кровь того оленя. Отнятая им жизнь залечит то, что пострадало. Исцеление займет гораздо больше времени, чем если бы он выпил человеческую кровь, но ничего не поделаешь. Во всяком случае, так он думал.

Желудок Лало сжался при мысли о произошедшем и о том, насколько неловкой вышла ситуация. Насколько ужасно, что кто-то наткнулся на него во время кормежки.

По крайней мере, они не видели, как он охотится. Тогда бы он испытал еще большее унижение. Лало даже не собирался гнаться за оленем. Он преследовал енота, но споткнулся и упал прямо на бедное существо, клыками вперед. Единственным утешением служило то, что он застал оленя врасплох и тот не понял, что произошло, пока не стало слишком поздно.

Слюна вампиров ошеломляла и лишала жертву чувств. Олень не познал боли. Иначе Лало почувствовал бы ее в крови. Тем не менее он видел вспышки его воспоминаний. Наблюдал, как тот пасется на лугу, усыпанном пурпурными и желтыми цветами, как бодается с другим самцом и замечает прекраснейшую самку оленя.

Лало высунулся было из ямы, но замер. Путь ему преградил луч яркого солнечного света.

– Да вы издеваетесь! – простонал он. Неужели ему придется оставаться здесь, в этом мрачном логове, еще по меньшей мере восемь часов? Будь при нем плащ, Лало мог бы закутаться в него и броситься домой, но плащ каким-то образом свалился с него во время схватки… и последующего унизительного бегства. Рубашка и штаны не могли защитить его от солнца. А если бы он попытался и та мстительная девица в маске ждала бы его снаружи, что тогда? Он не сумел бы себя защитить.

Вздохнув, Лало прижался к камню и свернулся калачиком, следя за тем, чтобы кинжал, застрявший в его плече, ничего не задел. Он начал читать алфавит задом наперед. Лало всегда так делал, если желал скоротать время. Так он помогал мозгу оставаться в тонусе. Поскольку всякий раз, когда он позволял себе ни о чем не думать, его мысли неустанно возвращались к одному из двух воспоминаний: к ночи, когда убили его родителей, или к тому моменту, когда он оказался в ловушке в подвале кантины.

Излишняя сосредоточенность не помогла, и, к сожалению, он заснул.

Его горло горело от жажды. Вены словно иссушились. Внутренности зудели так сильно, что хотелось впиться когтями в кожу. Казалось, он находился на грани безумия.

Со ступеней донесся смех. Из-за зарешеченной двери Лало разглядел две пары начищенных до блеска сапог. Затем услышал приглушенные голоса и нежные поцелуи. Аромат теплых тел ласкал его ноздри. Он глубоко вдохнул. Рот Лало наполнился слюной. Клыки, о которых он даже не подозревал, вонзились в нижнюю губу.

Все его тело объяла отчаянная, всепоглощающая жажда. Он не мог думать. Не мог сдерживать себя. Его сознание отступило, позволив зверю победить.

С неведанной ранее силой Лало сорвал дверь с петель. И бросился вперед, прежде чем пара успела повернуться к нему. Он прыгнул на первого попавшегося человека, пронзив его шею без малейшего изящества. Он пил, пил и поглощал. Лало увидел, как перед глазами промелькнула жизнь этого мужчины. У него остались жена с ребенком. Лало знал, что должен остановиться, но не мог. Он пил до тех пор, пока в теле не осталось ни капли крови.

Женщина закричала и помчалась вверх по ступеням. Выдернув клыки из плоти мертвеца, Лало бросился за ней. Он впился в жертву, пробуя на вкус ее душу. Она не была женой тому мужчине. Ее воспоминания об этой жаркой интрижке примешивались к мыслям о собственном муже.

Шаги гулко разносились по кантине. Шипение смешивалось с криками. Лало знал, что среди толпы есть другие жаждущие, но ему было все равно. Он не испытывал страха. Одну только будоражащую жажду. И она затмевала все остальное. Он прорвался сквозь рой тел, пытавшихся остановить его. Лало кусал, царапал и упивался их криками, пока они не стихли.

Резко проснувшись, Лало принялся хватать ртом воздух. Затем подскочил, ударившись головой о прохладный камень логова. Он потер голову, судорожно соображая, где находится и как сюда попал. Та девушка в маске. Схватка. Его трусливое бегство. Падение в пещеру. Все это, кошмары, крики, отнятые им жизни. Они преследовали его, стоило только закрыть глаза.

Лало пошевелился и поморщился. На его одежде остался запах разгневанной девушки. По иронии судьбы он был приятным, с нотками ванили, кожи и мягкого бархата лаванды. Как может человек, столь стремительно причиняющий боль, пахнуть так сладко?

Лало потер ладонями лицо. Все так запуталось. Он никогда не желал себе такой реальности.

Скука. Монотонность. Безопасность. Тишина. Вот чего так жаждал Лало в своей жизни. А теперь? Теперь он застрял в яме, едва отбившись от злобной охотницы на вампиров и ее вооруженной сковородой подельницы.

– Лало! – донесся из леса голос Фернанды. – Лало!

– Слава богам, – вздохнул он. Но его тело напряглось. Вдруг это ловушка? Та чудовищная девушка могла угрожать ножом его сестре. Если так, Лало нужно было немедленно спасать Фернанду. Но убийца может снова одержать верх. И в таком случае ему придется увидеть разочарование на лице сестры, когда его убьют. Она подумает: почему я проклята таким жалким братом?

Он слегка приподнялся, чтобы выглянуть наружу. Дневной свет угас, и сквозь полог проглядывала глубокая синева сумерек.

– Лало? – Фернанда удивленно приподняла брови. С ней не было тех, кто