Карина Демина - Королевские камни Страница 12

В коляску он забрался и, покосившись на альву, которая сидела подозрительно тихо, обнимая медведя, устроился напротив.

На Ийлэ парень старался не смотреть.

Очень старался.

И смотрел на собственные перчатки из черной лайки, на носки новеньких сапог, на трость с массивным посеребренным набалдашником, массивный кофр…

…и все равно на нее.

С любопытством.

С тайным восхищением, которое Райдо пришлось не по душе. Вдруг подумалось, что этот человеческий мальчишка немногим ее старше, и при всей мишуре, которую на себя нацепил, все же специалист, молодой, но… Авершен — серьезная контора, и лишь бы кого в ней не держат.

И значит, у мальчишки есть работа.

Доход.

Перспективы.

А что за Райдо помимо краденого поместья? И ладно, не сам он украл, получил в подарок, но от этого не легче. И глядя на него, Ийлэ будет думать…

О чем?

О родителях погибших? О собственном унижении?

А парень… увезет ее в город, в квартирку тихую, уютную с геранями на подоконниках, с голубями и скатертями в клеточку. Женится… этот, если серьезный, то женится… имя даст.

Шанс забыть.

Притвориться, что все, что случилось в Яблоневой долине — это сон. Кошмар. А кошмарам — не место в новой ее жизни… и если так, то Райдо не имеет права мешать.

— Хочешь, я ему челюсть сломаю, — шепотом поинтересовался Нат, который на гостя смотрел исподлобья, с немалым подозрением.

— За что?

— За что‑нибудь, — похоже, вопрос вины или невиновности парня Ната не волновал. — А чего он на нашу альву выпялился?

А хорошее слово. И впрямь выпялился. Сидит, сжимает тросточку свою, уставился не то на Ийлэ, не то на медведя… хотя какой ему в медведях интерес? И значит, на Ийлэ.

Моргать и то боится.

Ресницы вон обындевели, смерзлись. А сам разрумянился.

Он молод и… наверное, с человеческой точки зрения симпатичен. Невысокий, но и не низкий, среднего роста, сухощавый, с лицом приятным… правда, возникало совершенно непристойное в данной ситуации желание этому лицу несколько поубавить приятности.

— Ему любопытно, — шепотом ответил Райдо, стесняясь и непонятного раздражения, и этого полудетского почти желания втянуть чужака в драку.

Победить.

И… и он человек.

С людьми драться — стыдно.

— Он ей не понравится, — Нат пришпорил лошаденку, вырываясь вперед, и собственный Райдо жеребчик радостно прибавил шагу. — Слишком мелкий и тощий.

— Ты тоже упитанностью не отличаешься. Полагаешь, для Ниры это имеет значение?

Нат насупился, впрочем, надолго его не хватило. Привстав на стременах, он оглянулся, убеждаясь, что коляска никуда не исчезла, равно как и охрана.

— Не знаю. Не думаю. Спрошу. Потом спрошу…

— Как встреча прошла? — Райдо ухватился за возможность сменить тему беседы. В конце концов, альва не принадлежит ему.

Есть договоренность.

Обязательства.

И права старшего со — родича… человек этот, быть может, ему просто — напросто любопытно, он альвов прежде не видел… и пробудет всего‑то пару дней, а потом уберется.

А если нет, то Райдо проследит, чтобы намерения его были в достаточной мере серьезными…

— Никак, — Нат вздохнул и признался. — Я, кажется, сделал глупость.

Этакая честность дорогого стоила, к тому же была весьма своевременной. С чужими проблемами у Райдо разбираться получалось куда как проще, чем с собственными. И он велел:

— Рассказывай.

Человек смотрел.

Сидел, вцепившись в трость, и смотрел.

Под взглядом его Ийлэ было неудобно. И она отворачивалась, но все одно продолжала чувствовать на себе внимательный этот взгляд. Нельзя сказать, чтобы человек пугал.

Молодой совсем.

Невысокий. Хрупкого телосложения. Рядом с Райдо он гляделся сущим ребенком и, наверное, сам осознавал это, оттого и пытался выглядеть серьезней.

Но сейчас Райдо не было.

Верхом решил возвращаться, доверив коляску одному из охранников.

Он рядом. Вон, видна спина, и если позвать… Ийлэ решительно повернулась к медведю: не станет она никого звать.

— Простите, — человек заговорил первым. — Премного прошу простить мое любопытство… и лишь исключительность этой встречи извиняет его… в ином случае я бы не посмел тревожить вас, но…

Он выдохнул и, достав из кармана окуляры в стальной оправе, торжественно водрузил их на нос. Стекла в окулярах были желтыми, словно из кусочков янтаря выточенными.

— Но вы и вправду дочь Нагиро — аль — Ашшабби?

Человек произносит имя с запинкой, и старательно выговаривает каждый слог, явно опасаясь и ошибиться, и споткнуться. И это имя в его губах звучит иначе.

Чужим.

Но Ийлэ кивает.

— Чудесно! — за желтыми стеклами глаз не разглядеть. — Я очень рад! Я… простите, я не представился, Талбот. Джон Талбот.

— Ийлэ.

— Ий — лэ, — повторяет он, растягивая имя. — Ийлэ — аль — Ашшабби, верно?

Пожалуй.

Она и забыла, что кроме имени у нее есть и фамилия, привязывающая ее, Ийлэ, к родовому древу. Впрочем, какой в том толк?

Древо это мертво.

— Я премного извиняюсь… я столько слышал о вашем отце… видите ли, — он привстал, но коляска подпрыгнула, и человек вновь плюхнулся на сиденье, завалился некрасиво, но выровнялся и пальтецо свое одернул. — Видите ли, мой отец, он тоже ювелир… конечно, обыкновенный… нет, известный в определенных кругах. Мастер. Вам, должно быть, это покажется странным… или вовсе нелепицей, но и среди людей есть мастера.

Он снова поднялся и, придерживаясь за высокий борт коляски, сделал шаг. Плюхнулся рядом и за руку взял.

— Вы извините, — повторил Джон Талбот, глядя на Ийлэ поверх желтых стекол. — Мама говорит, что я совершенно невоспитанный, но не могу разговаривать вот так, когда кричать приходится. Мне нужно видеть человека и…

Он говорил что‑то еще, возбужденно, взбудоражено, то и дело порываясь прикоснуться к Ийлэ.

Это было неприятно.

— Мне отец показывал каталоги… вообще‑то он надеялся, что я пойду по его стопам, стану ювелиром, но увы, руки грубоваты. Для ювелира если, а вот замки вскрывать — самое оно. Я хоть и молодой, но лучший в конторе.

Джон Талбот улыбался.

И казалось, был совершенно счастлив.

— И представляете, как я удивился, узнав, что на эту усадьбу ищут спеца! Да я сам вызвался! Я бы и бесплатно поехал, чтобы… а ваш отец, он где?

— Умер.

— Да? — удивился Джон Талбот, и удивление его было ярким, искренним.

Он и сам был ярким, пожалуй, янтарно — желтым, как его очки.

Искренним.

— Мне очень жаль… я, признаться, надеялся… то есть, я понимаю, что все ваши ушли… а вы остались, да? Почему?