Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов Страница 3

Либо ты слишком хорош и сексуален, Олег Стефанович, либо тебя сейчас подкараулят возле дома и убьют. Я припомнил промозглую, пахнущую кошками арку у дома, через которую обычно торопливо проходил в свою квартиру. Однажды тень от тюка с оставленным мусором в ней подозрительно напоминала скрюченное тело. Сегодня такой тенью вполне мог стать я. Поежился и снова взглянул на девушку. Слегка пухлые щеки и тонкогубый рот с яркой помадой. Не похожа она на моего скрытого недруга. Не отрицаю, что таковые есть, но они явно не девушка в осенней куртке и с книжкой, ниже меня на голову – она поднялась с места.

Не дожидаясь, пока двери раскроются полностью, я нырнул в толпу. Короткий эскалатор понес меня навстречу вечерней сырости. Дважды я оборачивался, но ни девушка, ни ее книжка не мелькали среди колонн.

У выхода из метро кипела жизнь. Палатки с горячими хот-догами только начали работу. В воздухе стоял запах горчицы и бензина. Нарушая правила, разворачивались на площади такси. Громкая музыка заливала улицу, заглушая шум машин. Ветер шевелил полотна афиш между колоннами театра, зазывающих на премьеру. Я снова обернулся – обычная суета – и заспешил к дому, торчащему углом за перекрестком. Его желтые стены отражали свет фонарей.

Тревожность испарилась, едва я прикрыл за собой дверь и дважды провернул ключ в замке, оставив его там. В глазке обычный темный подъезд, заваленный коробками – ничего нового. Задернул шторы, оградив себя от яркого города. Квартира погрузилась в желтый ровный свет, сочащийся из единственной лампочки под потолком. Одна комната и прихожая – даже кухни нет. Она была, но ее заставили каким-то барахлом и заперли хозяева – потому и дешево. В маленькой ванной капающий кран и напоминание на зеркале, что нужно вызвать слесаря. В зеркале худые скулы и настороженные глаза. Вмятина от шляпы пересекала лоб. Пошуршав щетиной, я открыл кран, погрузил в горячую воду ладони, затем лицо. За дверью в недрах квартиры разрывался телефон.

– Добрый вечер, монстр. Кто звонил?

Я бросил мокрое полотенце на спинку стула. Из-за шкафа на меня смотрели два прищуренных злобных глаза. Ерш он и есть Ерш. Никакой коммуникации, кроме бесконечной злобы.

Я выложил из кармана купленный в ларьке хот-дог, с сожалением посмотрел на перепачканный горчицей рукав, достал из холодильника кусочек кроличьего мяса и бутылку бурбона.

– Держи, Ерш. Все равно ты не ешь фастфуд.

Глаза хищно уставились на кролика, усы за шевелились, но тень не шелохнулась.

– Ладно, потом так потом.

Телевизора у меня не было, да и к лучшему. С потоком развлекательных передач жизнь стала бы обманчиво легкомысленной. Только старый и едва не разваливающийся лэптоп, не тянувший ничего кроме Паутины. Но любой доступ к ней я уже давно заблокировал, оставив лишь несколько развлекательных страничек. Словно почуяв мой приход, лэптоп включил экран. Не сегодня. И так слишком много хаоса в голове, чтобы его умножать. Телефон зазвонил снова, застав меня с поднятым стаканом. Я с сожалением вернул стакан и хот-дог на место, снова измазавшись горчицей.

– Слушаю, – сказал я в трубку, несколько громче, чем обычно.

– Олег Стефанович?

– Стефанович, – поправил я, хотя не требовалось. Голос в трубке был женским, далеким и слегка напряженным.

– Пожалуйста, послушайте меня, – торопливо заговорила девушка, а я вдруг представил ее той пассажиркой из метро, прижимающей трубку к уху и недочитанную книжку к груди. – Вы сейчас расследуете одно дело. О пустом городе и я…

– Вы ошиблись, – мягко сказал я, готовясь завершить разговор.

– Вы не понимаете! Я была там. В той пропавшей группе…

– Всего доброго!

Трубка вернулась на место с характерным треском. Что ж, день все любопытнее, хотя начался так безупречно. Азарт шевельнулся где-то глубоко внутри, разбуженный глотком виски и неожиданным звонком. Видимо дело непростое, не обычное ковыряние в бумагах десятилетней давности. И хоть соблазн скрыться из города все еще силен – я покосился на Ерша, – любопытство куда большая сила. Его часто недооценивают, хотя напрасно.

Город за окном потихоньку смолкал. Лэптоп уснул снова, мигнув на прощание лампочкой возле зарядного шнура, к которому он давно и окончательно прирос, как к капельнице. Я допил свой стакан, убедился, что кусочек крольчатины исчез – значит мне не грозит проснуться с перегрызенным горлом. В мутном стекле стакана отражался мой нос с искаженными пропорциями.

«Кто ты, Олег Стефанович?», – спрашивал он уже много лет и получал только молчание.

– Сегодня не до риторических вопросов, – сказал я сам себе, у нас есть дела.

Я потянулся к первой из двух тетрадок, лежащих на краю стола, надеясь, что хронология верная и не придется тянуться еще раз, напрягая поясницу. Старой бумагой пахло уже не так остро – выветрилось за полдня и полгорода пути. Открыв гнутый корешок, я уставился на ровный размашистый почерк и рисунки, раскиданные тут и там среди текста. И погрузился в чтение.

2.Из дневника

От школы до Пустого города ровно двести четырнадцать километров. Около часа в полупустой электричке с деревянными сиденьями и рассветным небом в больших окнах, затем еще на машине по промерзшим ухабам. А в городе только пешком, ощущая поминутно тяжесть рюкзака за спиной и взгляды темных окон, устремленных на тебя из давно заброшенных квартир, магазинов, безлюдных кофеен. Говорят, что только там можно почувствовать себя безысходно одиноким и услышать оглушающую тишину.

Тут в классе все совершенно иначе. Тишины нет даже когда Катерина Сергеевна отрывает взгляд от учительского стола и выразительно смотрит в глубину класса сквозь толстые очки, слегка прищурившись. Неиссякаемый гул слегка стихает, уступая место шуршанию тетрадей и акварельных листов учебников, а перешептывания становятся тише, но не исчезают совсем. Иногда на мгновение они затихают, а потом следуют сдавленные смешки. Наверное, это нормально для выпускного класса – больше не делать вид, что тебя волнуют и пугают такие вещи как свирепый взгляд из-под очков или недовольное шиканье с напоминанием что в классе нужно соблюдать тишину. В дни хорошего настроения Катерина Сергеевна списывала наше стойкое нежелание соблюдать тишину и хотя бы делать вид, что нам интересна математика на разыгравшиеся магнитные бури. В остальные дни обходилось строгими замечаниями словно по часам и многозначительным молчанием, пока мы наконец не снизим громкость фонового шума до приемлемого уровня.

Во всем остальном это был обычный урок. Я