Жена на полгода - Ольга Иконникова Страница 28

Я почистила яблоки, мелко порезала их и смешала с лимонным соком и сухарями.

Отдельно взбила сыр с сахаром, яйцами и маслом. Добавила к сыру муку, шоколад и яблоки.

Чтобы запечь пирог, требовалось чуть больше получаса. Я подумала, что это —прекрасная возможность пообщаться со старшей поварихой тет-а-тет, но на кухню вернулась Селеста. Чтобы ей не мешать, я села чуть в стороне.

Запах, что шел из духовки, будил во мне воспоминания, и мне пришлось отвернуться, чтобы скрыть выступившие на глазах слёзы. Как мне хотелось бы, чтобы Габриэлла сейчас была рядом — чтобы мы готовили этот пирог вместе, а потом угощали им всех вокруг и радовались, получая в ответ возгласы удивления и восторга.

— Славный получился пирог, ваша светлость! — похвалила меня мадам Мелиса, когда мы достали противень из печи. — Я поставлю его в самый центр стола.

Так она и поступила, и когда я пришла в столовую залу, где на огромном столе уже стояли всевозможные вкусности, то именно мой яблочный пирог занимал почетное место. Здесь были и простое печенье, и сырные лепешки, и пироги со всевозможными начинками, и даже красивейшее пирожное с башнями из взбитых сливок (наверняка, плод трудов самой мадам Мелисы).

И хотя я была уверена в качестве своего пирога, наблюдать за тем, как мужчины начали пробовать его, было крайне волнительно. Поскольку именно этот пирог был выделен на столе особо, ни для кого не было секретом, кто его пек.

Но вот его попробовал месье Томази, и по тому, как его лицо осветила мягкая и одобрительная улыбка, я поняла, что он произвел на Даниэля впечатление. А вот герцог Лефевр мой пирог демонстративно обошел стороной, но я была к этому готова.

Женщинам тоже не воспрещалось поучаствовать в дегустации, и я отдала должное и пирожному мадам Мелисы, и меренгам мадемуазель Селесты, и даже лепешке Камилы, большую часть которой уже героически запихал в себя лакей Жак.

Маркиз Ренуар припозднился, но когда он вошел в залу, все почтительно расступились, пропуская его к столу. Он тоже, как и большинство присутствующих, предпочел начать с моего пирога.

Я замерла, когда первый кусочек исчез у него во рту, и приготовилась к тому, чтобы принимать очередную восхищенную похвалу. Но нет — на лице его светлости появилось выражение не восторга, а ужаса. Он вздрогнул, резко поставил тарелку на стол и вышел из комнаты, не произнеся ни слова.

В пирог попало что-то, чего не должно было там быть? Это была первая мысль, что пришла мне в голову. Быть может, уголек или твердый орех, который попался маркизу на зуб? Ведь если бы его светлости просто не понравился вкус пирога, то вряд ли он стал бы демонстрировать это столь оскорбительным образом.

Достаточно было свести всё это к шутке и переключиться на другие лакомства.

Я так и стояла в стороне — растерянная, ничего не понимающая, с трудом сдерживая слёзы, — до тех пор, пока ко мне не подошла Селеста.

— Не переживайте так, ваша светлость, — тихо сказала она. — У вас получился отличный пирог! Я сама только что его попробовала.

— Отличный? — горько усмехнулась я. — Настолько отличный, что маркиз не смог проглотить более одного кусочка?

— О, ваша светлость, поверьте, это не имеет к вам никакого отношения! — она тоже, как ни странно, заметно нервничала. — Это давняя история, и лучше вам ее не знать. И не сердитесь на его светлость — уверяю, он совсем не хотел вас обидеть.

— Не хотел, но обидел, — возразила я. — И если мой пирог оказался настолько плох, то лучше бы его светлость сказал мне это в лицо.

— Да нет же, Айрис! — мадемуазель Ганьер впервые назвала меня по имени — должно быть, от волнения. — Ваш пирог превосходен! Но он настолько необычен, что напомнил и его светлости, и мне еще один такой же праздник. Ах, мне не хотелось бы говорить об этом, простите!

Но я посмотрела на нее столь требовательно, что она сдалась:

— Несколько лет назад точно такой же пирог — с сыром и яблоками — приготовила в замке другая женщина. Я тогда еще подумала, что это очень странный рецепт. Я и подумать не могла что можно вот так соединить сыр и яблоки и получить такой замечательный вкус.

— Другая женщина? - мой голос дрогнул. - И кто же это был?

Я уже догадалась обо всём сама, но всё-таки хотела услышать подтверждение из уст Селесты. И она, после некоторых колебаний, всё-таки сказала:

— Это была Габриэлла, одна из жен его светлости.

27.

И как я могла об этом не подумать? Это был наш любимый с Габи пирог, и нетрудно было догадаться, что для своего «сладкого вечера» сестра испекла бы именно его.

А ведь я знала немало других рецептов. Ну, почему бы было не выбрать лакричное печенье или ореховое пирожное? Да даже самый простой абрикосовый пирог оказался бы лучшим вариантом.

А мадемуазель Ганьер продолжала меня утешать:

— Для его светлости это всего лишь оказалось слишком неожиданным. Нахлынули печальные воспоминания, и он предпочел уйти к себе, чтобы не портить настроение другим. Но он прекрасно понимает, что вы не могли знать об этом, и я уверена, что к вам у него нет ни малейших претензий. Если хотите, я могу поговорить с ним об этом.

Но я покачала головой. Поговорить с ним об этом я должна была сама. Может быть, даже к лучшему, что всё случилось именно так. У меня появился повод узнать что-то о Габриэлле. А возможно, и не только о ней.

Я спросила у Жака, куда отправился его светлость, и он ответил, что к себе в кабинет. Я немного приободрилась — мне было бы сложнее поговорить с маркизом, находись он, например, в своей спальне.

Я остановилась перед тяжелой дубовой дверью и прислушалась. Из кабинета не доносилось ни звука. Но я и не ожидала, что его светлость станет бить посуду или переворачивать шкафы. Он и так выказал в этот вечер куда больше чувств,