Нахаловка#2 - lanpirot Страница 18

— Только, как следует погуляй, Валька! Чтобы на том свете мне все завидовали! — довольно причмокивая, произнес он.

— А вот это я тебе точно могу пообещать — так нажрусь, что все покойнички обзавидуются!

[1] Барно — хорошо (уголовный жаргон).

[2]Лепить горбатого — 1. выдавать себя за другое лицо; 2. давать ложные показания; 3. Обманывать (уголовный жаргон).

[3] Варганку крутить — говорить неправду (уголовный жаргон).

[4]Шитвис — группа преступников, «работающая» вместе, помогая друг другу (уголовный жаргон).

[5]Сявка — 1. ничтожество; 2. вор-подросток; 3. Голодранец (уголовный жаргон).

[6]Апельсин — человек, присвоивший себе положение авторитетного вора в уголовном мире, однако сам не прошедший лично всех типичных процедур и испытаний, характерных для биографии действительного классического кандидата в авторитетные воры (не сидел в тюрьмах и ИТК по определённым статьям Уголовного кодекса, чужд интересам и чаяниям заключённых и т.п.).

[7]Беспредельщина — беззаконие(уголовный жаргон).

Глава 8

К кафешке, где засели приятели оставленного у Ибрагимыча Стаса, Борис выруливал через самые дальние очкуры частного сектора, как и обещал старому таджику. Дорога тут конечно была «не айс», но мощный полноприводный немецкий агрегат легко проскакивал даже самые глубокие лужи, наполненные вязкой грязевой жижей. По дороге лесоруб старался внимательно «сканировать» окрестности, чтобы не нарваться на участкового Сильнягина. Но на его счастье дорожки пожилого мента и Бориса сегодня не пересекались.

Въехав на стоянку перед «Мечтой лесоруба», Борис аккуратно припарковался возле второй машины уголовников — уже успевшего покрыться дорожной пылью «Ленд Крузера». Пиликнув сигналкой, Борька закрыл машину и, продолжая насвистывать себе под нос привязавшуюся еще по дороге к Махмуду песенку лесорубов, поднялся на крыльцо кафе.

Возле центральных дверей его перехватила любимая женушка, заметившая подъехавшего «Мерина» раньше городских бандюганов.

— Как прошло? — тихо поинтересовалась она у муженька.

— Как по маслу, — отозвался Борис. — Он даже и не думал, что может нарваться на такие «неприятности». Сейчас с ним Ибрагимыч занимается. Думаю, приземлит бедолагу, — прошептал он на ухо жене.

— Значит, минус один? — Хищно прищурилась женщина. — Все пацанам легче будет…

— Минус один, — согласился с ней Борис. — Как эти? — И он мотнул головой в сторону помещения.

— Нажираются потихоньку, — сообщила Катерина. — Вазген им в бухло своего фирменного ингредиента набухал — скоро дойдут до нужной кондиции.

— Не переборщил хоть? — озадачился лесоруб. — За баранку-то хоть кто-нибудь сесть сумеет?

— А то! — едко усмехнулась Катерина. — Вам же, мужикам, как нажретесь — всегда море по колено!

— Ой, Кать! Ну не начинай ты! Ну, посидели вчера немного…

— Посидели они… — фыркнула Кактька. — У вас всегда так — только бы за воротник заложить!

— Давай потом, — слегка поморщился Борис и поцеловал жену в щеку. — Мне сейчас перед этими отморозаками выеживаться, как вошь на гребешке, а ты мне какой-то херней мозги засираешь!

— Прости, родной! — Катерина неожиданна «сдала назад» и обняла мужа, прижавшись к нему всем телом. — Это все нервы… Смотри у меня там, чтобы на этот раз без косяков!

— А когда это я косячил, Кать? — Удивленно вскинул бригадир лесорубов.

— Да постоянно! — хихикнула Катя, слегка прикусив Борису мочку уха, в которое и шептала. — За пацанами проследи — чтобы все живы остались! И сам смотри у меня! Если что — с того света достану, и все мозги тебе выем чайной ложечкой! — шутливо пообещала она.

— Яволь, майн дженераль! — Выдохнул ей в ухо Борис. — Иди уже! — произнес он, отстраняясь и шлепая крепкой ладонью Катюху по упругой попке. — Все будет зачупись!

Больше ни о чем не споря, Катерина скрылась за дверью черного хода, а Борис решительно вошел в помещение кафе через основную дверь. Компашка приезжих отморозков обнаружилась на тех же местах. Городские бандюки шумно выпивали-закусывали и, судя по количеству пустой тары и их раскрасневшимся лицам, к возвращению Бориса уже основательно накидались. Хоть лесоруб и отсутствовал совсем недолго, алкашка, в которую хитрый грузин добавлял какую-то хрень, действующую на опьянение как мощный катализатор, сделала свое дело.

— Я дико извиняюсь, господа хорошие! — вновь нацепив на лицо маску простоватого деревенского алика, слегка заикаясь, произнес лесоруб, подойдя к сдвинутым столикам городских бандюков. — Но ваш приятель убедительно просил передать вам это… — Борис аккуратно положил на краешек стола брелок с ключами от дорогого автомобиля. — А так же ваш замечательный экземпляр немецкого автопрома стоит у самых дверей нашего кафе. А если вы мне начислите еще пять капель этого замечательного бодрящего напитка, — Борис облизнул губы и сглотнул слюну, вожделенно пялясь на початую бутылку вискаря, — буду вам премного благодарен…

— Не понял… — недовольно проревел Ржавый, не преставая чавкать куском сочной жареной вырезки. — А где Колыван?

— Так это, уважаемый, — переминаясь с ноги на ногу, произнес Борис, — ваш друг сначала неосмотрительно разбудил похмельного Бурята, за что лишился двух зубов…

— Чего? — Паха откровенно не догонял, что ему пытался втолковать этот зачуханный деревенский крест. — Каких зубов?

— Передних, — поспешно произнес бригадир, тыча пальцем себе в рот. — Вот этого и этого у вашего приятеля теперь нет…

— Бурят? Колывану? Два? Зуба? Выбил? — словно малолетний дебил, разделяя каждое слово вопросом, заторможено переспросил Ржавый.

Зато вся его компашка, успевшая врубиться в ситуацию, весело заржала.

— Ну, да… — несуразно пожал плечами Борис, виновато при этом улыбнувшись. — Я-то уже человек наученный горьким жизненным опытом, и к страдающему похмельным синдромом Буряту близко не подхожу. А приятель ваш, видимо решил, что бессмертный…

— А-ха-ха! Ха-ха! — Паша, наконец, тоже разразился громким сиплым смехом, который подхватили по второму кругу все его подельники. — Бурят, сука, конечно отморозок конченый! Прямо натуральный бельмондо[1]! Но я не думал, что Колыван тоже тем еще бажбаном[2] окажется! Живой хоть?

— Вроде… Но это не точно… — помотал головой Борис, словно сомневаясь в произнесенном. — Бурят, как отошел, принялся его водярой лечить. А его принудительное лечение на каждый бугай перенесет…

— Вот, тля! — выругался Ржавый, засовывая в пасть жаренную куриную ногу. Оторвав шмат мяса, и не обращая внимания на стекающий по щекам жир, Паша ткнул обнажившейся костью в лесоруба:

— А ты, выходит, тачилу на место