Архивы Плутона - Эдуард Сероусов Страница 11

– Я согласен участвовать в эксперименте, – наконец решил он. – Но нам нужна дополнительная защита. Если что-то пойдет не так, должен быть способ прервать контакт.

– Мы можем настроить аварийный протокол через «Прозерпину», – предложила Ирина. – Она будет мониторить ваши жизненные показатели и нейронную активность, и прервет процесс, если значения выйдут за безопасные пределы.

– И нам нужен кто-то еще, – добавил Малкольм. – Кто-то, кому мы можем доверять, с медицинскими знаниями, на случай физических осложнений.

– Вайс, – предложила Ирина. – Он знает о работе Элизабет и разделяет её взгляды на необходимость свободного доступа к знаниям «Архивов».

– Хорошо. И последнее – нам нужно сделать это тайно. Кейн не должна узнать, пока мы не получим результаты.

– Согласна. Я могу создать ложный график экспериментов, чтобы зарезервировать лабораторию без привлечения внимания. «Прозерпина» поможет скрыть наши действия от систем наблюдения.

Ирина внезапно замерла, прислушиваясь к чему-то, что Малкольм не мог услышать.

– Они становятся сильнее, – прошептала она. – Голоса. Они знают, что мы готовимся к контакту.

– Что они говорят? – спросил Малкольм, внезапно ощущая собственные голоса, усиливающиеся на периферии сознания.

– «Время замыкается. Круг должен быть завершен». И еще… «Берегитесь хранителей прошлого. Они приближаются».

Малкольм нахмурился, пытаясь интерпретировать эти загадочные предупреждения.

– Кто такие «хранители прошлого»?

– Не знаю, – покачала головой Ирина. – Но Элизабет в своих последних заметках упоминала о фракции внутри Земной Коалиции, которая считает, что будущее не должно вмешиваться в ход времени. Они называют себя «временистами» – философская школа, верящая в неприкосновенность временной линии.

– И они готовы пожертвовать миллиардами жизней ради этого принципа?

– Некоторые религиозные фанатики верят, что катастрофа – это предначертанный путь человечества, испытание или даже наказание. Другие боятся, что вмешательство в ход времени может создать еще худшие последствия – парадоксы, альтернативные реальности, полное уничтожение причинно-следственных связей.

Малкольм покачал головой, осознавая масштаб проблемы. Это было уже не просто расследование исчезновения исследовательской группы или странной смерти ученого. Это была битва за будущее человечества, затрагивающая фундаментальные философские и этические вопросы о природе времени и праве людей вмешиваться в свою судьбу.

– Когда мы проведем эксперимент? – спросил он.

– Сегодня ночью, – ответила Ирина. – По станционному времени. Большинство персонала будет отдыхать, уменьшится риск вмешательства.

– Я буду готов, – кивнул Малкольм. – А пока мне нужно проанализировать данные, которые я собрал, и подготовиться ментально.

Покидая лингвистическую лабораторию, Малкольм чувствовал, как история делает очередной поворот. Из простого детектива, расследующего странный случай, он превращался в ключевую фигуру драмы космического масштаба. И хотя часть его сомневалась в правильности этого пути, шепчущие голоса в сознании, казалось, подтверждали, что это было предопределено с самого начала.

«Круг замыкается», – шептали они. И Малкольм начинал понимать, что его прибытие на станцию «Харон» не было случайностью. Как и выбор Чанг именно его для расследования. Как и способность его мозга синхронизироваться с темпоральными сигналами.

Все это было частью плана, разработанного в будущем, которое еще не наступило. И теперь ему предстояло сыграть свою роль в этой временной головоломке, даже если ценой могла стать его собственная жизнь или рассудок.

Глава 5: Естественные аномалии

Ли Джианг работал в физической лаборатории станции – просторном помещении, заполненном сложным оборудованием для изучения экзотических форм материи. Когда Малкольм вошел, астрофизик настраивал квантовый сканер – устройство, способное анализировать структуру материи на субатомном уровне.

Джианг был невысоким мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой и цепким взглядом, выдававшим острый, аналитический ум. Он выглядел безупречно собранным, несмотря на общую атмосферу напряженности, царившую на станции.

– Детектив Харпер, – он поприветствовал Малкольма легким кивком. – Я ожидал вашего визита. Полагаю, вы уже выслушали мистических и политических теорий достаточно и готовы рассмотреть научный подход?

В его голосе звучала легкая ирония, которую Малкольм счел профессиональной привычкой ученого, привыкшего полагаться исключительно на факты.

– Я выслушиваю все теории, доктор Джианг, – ответил Малкольм. – И предпочитаю делать выводы только после сбора всей доступной информации.

– Разумный подход, – одобрительно кивнул Джианг. – Тогда позвольте представить вам альтернативную точку зрения на наше… открытие.

Он активировал голографический проектор, и в воздухе возникла детализированная трехмерная модель Харона с выделенным участком, где располагались пещеры.

– Большинство моих коллег убеждены, что пещеры искусственного происхождения, созданные некой разумной силой – будь то инопланетяне или, как утверждала доктор Чанг, люди из будущего.

Он произнес последние слова с легким скептицизмом, который не укрылся от внимания Малкольма.

– Но я предлагаю более прозаическое объяснение, – продолжил Джианг. – Наблюдаемые структуры могут быть результатом естественных процессов, неизвестных современной науке, но все же подчиняющихся физическим законам.

Голограмма изменилась, показывая внутреннюю структуру пещер в разрезе.

– Обратите внимание на геометрическую регулярность туннелей и камер. На первый взгляд, это кажется явным признаком искусственного происхождения. Однако в природе существуют примеры подобной регулярности – кристаллические структуры, формации базальтовых колонн, даже некоторые типы коралловых рифов.

– Но материал стен не соответствует ни одному известному природному веществу, – заметил Малкольм.

– Верно, – кивнул Джианг. – И это главный аргумент сторонников искусственной теории. Однако я предлагаю взглянуть на проблему иначе.

Он изменил голограмму, показывая молекулярную структуру черного материала стен.

– Этот материал демонстрирует свойства, которые можно объяснить процессом, который я назвал «квантовой кристаллизацией». Теоретически, при определенных условиях – экстремальном холоде, специфическом радиационном фоне и наличии экзотических форм материи – обычные вещества могут трансформироваться, образуя структуры с регулярной геометрией и необычными физическими свойствами.

– Включая способность излучать энергию и влиять на нейронные процессы? – скептически спросил Малкольм.

– Да, включая это, – уверенно ответил Джианг. – Квантовые эффекты могут создавать поля, воздействующие на окружающую материю, включая органическую. Возможно, то, что мы воспринимаем как «сообщения» или «символы» – лишь случайные паттерны, которые наш мозг интерпретирует как осмысленную информацию из-за свойственной людям тенденции искать закономерности даже там, где их нет.

Малкольм внимательно изучал голограмму, признавая, что теория Джианга была элегантной и лаконичной. Она объясняла физические аспекты феномена, не прибегая к экзотическим концепциям вроде путешествий во времени.

– А как вы объясняете лингвистические закономерности в символах? – спросил он. – Доктор Ковалева продемонстрировала мне связь с человеческими языками.

– Парейдолия, – пожал плечами Джианг. – Человеческий мозг запрограммирован находить знакомые паттерны. Вы когда-нибудь видели лица в облаках, детектив? Или слышали осмысленные слова в шуме ветра? То же самое происходит здесь, но на более сложном уровне, усиленном воздействием излучения на нейронные процессы.

Джианг приблизился к консоли и активировал новую серию голограмм, показывающих результаты различных экспериментов.

– Я провел серию тестов, подвергая различные материалы воздействию излучения от стен пещеры. Результаты показывают, что излучение действительно влияет на молекулярную структуру,