Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус Страница 8

изображать массовку, а потом, вероятно, убирать следы нашего здесь пребывания, назначен на сегодня, атака — на завтрашнее утро. Насколько я успел изучить район, от миномётных позиций до условных окопов условного противника примерно от восьмисот метров до километра, где как. Ещё на три километра вглубь «вражеских укреплений» можно бросать мины, не сходя с места, а вот потом придётся сниматься с места и двигаться перекатами, повзводно или пополубатарейно, решать будут Старокомельский с Нюськиным. Вопрос только, что придумают дальше, после прорыва обороны. Или прорыв признают неудачным? Завтра увидим и узнаем.

[1]Ганарысты парсюк (бел) — заносчивый свин (кабан).

Глава 4

Прорыв прошёл как по учебнику — а почему бы и нет, если в ответ никто не стреляет, а все ориентиры пристреляны ещё накануне? Попотеть заряжающим и подносчикам пришлось от души, максимальный темп огня просто так не даётся. К счастью, двойного заряжания можно было не опасаться: предохранитель до гениального простой, если видишь готовым, но попробуй додумайся до него! Если бы дед не подсказал и идею, и воплощение — не знаю, когда бы додумался и додумался ли бы вообще.

Шесть миномётов, десять-двенадцать выстрелов в минуту каждый — получается при стрельбе очередями, а при ведении огня «по готовности» залпы быстро превращаются в хаотичную пальбу, разрывы чаще, чем каждую секунду. Уже через пять минут над передней линией окопов повисла сплошная туча земли и дыма, в которой продолжало бухать. Нюськин ещё добавил «от щедрот» фугасами по заграждениям перед окопами, красиво получилось, только доски брызнули.

Единственно что не получилось устроить наступление за огневым валом — оказалось, что этот тактический приём совершенно никому не известен, кроме деда, от него — меня и моей дружины. То-то офицеры мои так на меня смотрели, когда я рассказывал концепцию и как её отрабатывать. Оказывается, новинка в военном деле, ну да ладно. Будем работать «по старинке»: перенос огня на вторую линию на сближении пехоты, потом и вовсе на третью, в промежутке миномёты передвигались вперёд повзводно, по две штуки на полкилометра за раз. Точнее, первая пара метров на триста-четыреста, остальные на пятьсот-восемьсот, на присмотренные разведчиками в РДА площадки.

После «прорыва обороны» пришёл приказ — сопровождать вводимые в прорыв «свежие части», что вылилось фактически в совместный с пехотой марш на тридцать километров до станции, не той, где мины получали. «Свежими частями» были пехотинцы и полковые тылы, что накануне пришли в качестве подкрепления, что логично, а старые остались закапывать то, что сами и выкопали, не без нашей помощи.

Что могу сказать про этот совместный марш, он же «ввод войск в прорыв»? Как в том анекдоте[1]: если без мата — то ни слова. Пехота выдвигалась пешим, мать его, порядком, тылы частью на гужевых повозках, частью — на грузовиках с двигателями внутреннего сгорания. А ещё я видел локомобиль. К счастью, это оказался паровой бульдозер, прибывший окопы закапывать, и с нами не поехал, а то у меня уже глаз дёргаться начал при воспоминании, как тащили самоходную лесопилку из Осипович в Викентьевку. Но и без него мои дружинники хлебнули «все тридцать три удовольствия»! Ежу, контуженному миномётным обстрелом, было понятно: стоит моим миномётчикам уехать вперёд — и посредники сразу «спишут» их в результате «контрудара противника». Делать последнюю задачу первой проваленной не хотелось совсем, так что пришлось изгаляться, для чего мои офицеры пригласили пехотных к себе в гости и в кондиционированном воздухе КША выработали общий порядок движения. Один РДА ушёл вперёд в качестве передового дозора. Проезжал пару километров, занимал удобную для наблюдения позицию и стоял там, контролируя окрестности, заодно присматривая следующую позицию. Стояли, пока их не догоняла головная походная застава, состоящая из броневика с «недопулемётом» и трёх освободившихся из-под мин грузовиков, в кузова которых загрузили по два отделения пехоты.

Такой же состав был у тылового охранения и дозора, только что броневик нёс на крыше «Крону». Третий броневик «охранял» оба штабных автомобиля, а последний РДА изображал посыльный автомобиль и, при возможности, фланговый дозор.

Но всех пехотинцев усадить на грузовики не получалось — много их, а нас мало. Так что механизированная часть колонны уезжала со скоростью около десяти километров в час немного вперёд, становилась в удобном месте на обочине и пропускала вперёд себя пехоту, потом — снова-заново.

Предосторожности оказались не совсем напрасными: один раз дозор обнаружил подобие баррикады, которую, когда подошла «застава», просто снесли огнём, не останавливаясь, поскольку было именно что подобие. Как позже саркастично прошёлся по ней Вишенков:

— Порой в деревнях дети перед свадьбой загородки серьёзнее ставят, было бы ради чего миномёт задействовать!

Это, разумеется, преувеличение, и довольно сильное, но факт остаётся фактом: выпустили на сближении пару очередей из картечницы по баррикаде, в это же время РДА из «Кроны» накидала туда фугасных гранат, а остатки раздвинули ударным бампером броневика. Ещё «для порядка» прошлись осколочными гранатами и стрелковым огнём из бойниц по обочинам. Нарубили хвороста, надо сказать, пропустили вперёд РДА и больше сюрпризов не было, кроме большого привала, на который встала пехота «по регламенту». В итоге хоть войска и двигались «в прорыв» так называемым ускоренным маршем, но — скорость колонны определяется самым хромым пехотинцем. Так что — шесть с половиной часов от момента выхода головного дозора с захваченных вражеских позиций до его же входа на территорию станции. Если считать от выхода первого до прибытия последнего — почти восемь часов! Да, отставших, захромавших, поломавшихся и заблудившихся списали в условные потери, но это не повод на самом деле бросать их. Как говорит дед — «ужостев каких-то!»

Из приятного — на станции нас ждала вся наша внештатная техника и остававшиеся в их охране дружинники. Соскучились и не только: полевую кухню мы увезли, она тоже проходила испытания, так что «сторожам» пришлось питаться от щедрот принимающей стороны, а заодно и сухой паёк подъедать: отвыкли мои бойцы от завтрака в формате «кружка кипятка и сухарь». Причём, что характерно, приучаться обратно не хотели ни под каким видом. Как сказал бы виконт Орловский — «разбаловались», ага.

Из неприятного — дальше предстояло двигаться по железной дороге. То есть — полностью зависеть от того, кто, как и куда пошлёт очередной эшелон. И, надо сказать, изумительные вещи начались почти сразу. Дело даже не в том, что дружинникам под погрузку дали товарные вагоны, они же теплушки, это для перевозки войск в пределах нормы. По дурости или из каких-то неведомых соображений негуманоидной логики