Объект «Фенрир» - Максим Анатольевич Макаренков Страница 8

Ассистент сверился с полупрозрачной пластиной планшета.

– Мы давали до семидесяти шести процентов от максимума в течение пятидесяти шести часов, – доложил он.

Михеев вдруг обратил внимание, насколько неуместной здесь, среди мертвой деревни в джунглях, выглядит его кремовая водолазка.

Семидесяти, значит, шести процентов. Михеев покрутил цифры в голове, попробовал на вкус. Горьковато, однако. Это, конечно, не пиковый показатель, но тоже близко к верхнему пределу, а пятьдесят шесть часов – это почти трое суток.

– Степень разрушения материала? – сухо уточнил он, не отводя глаз от обтянутых серой кожей коленок. «Материала»… любят в корпорациях эвфемизмы, ох и любят…

– Порядка восьмидесяти процентов, точнее еще не обсчитали, – с виноватой миной доложил ассистент.

То есть около двадцати процентов жителей трех деревень, затерянных где-то в глубокой жопе джунглей, давно погрузившихся в родоплеменные отношения – спасибо тем же корпорациям, – оказались все же невосприимчивы к программе.

Хотя с чего это он решил, что невосприимчивы? Живучи сверх расчетных для данного региона расчетов аналитиков компании, это да. А вот как на них подействовала программа, это еще неизвестно. Они могли оказаться в первых рядах тех, кто с ножами для рубки подлеска – страшными, обманчиво неуклюжими штуками – рванули рубить и резать страшных демонов, в которых программа превратила жителей соседних деревень, истово веруя, что защищают свое новое божество.

Резать и рубить – да, насиловать – ни-ни. Это было одним из главных условий заказчика – обкатать именно этот параметр. Он был крайне важен и назывался очень красиво (Михеев аж непристойно гоготал, когда читал, и испытывал искреннее наслаждение, глядя на рожи корпорантов): «Методы по оптимизации тенденций изменения демографического фактора в зоне проведения экспериментального воздействия на политико-маркетинговые установки местного населения».

Хорошо воздействовало, качественно.

– Проанализировать уровень воздействия установок на выживших. Отдельно ищите тех, на кого воздействие оказалось минимальным. Вообще тщательно ищите тех, кто выбивается из нормы в обе стороны. Если найдете – изолировать, если ранены – лечить. Полная информационная изоляция – это важно. Все понятно?

Ассистент кивнул. Понятно, конечно. И планшет, разумеется, у него в режиме стрима, зашифрованный поток идет к заказчику двадцать четыре на семь.

– Что с отработанным материалом?

Вот же гнида. Задает каждый раз вопрос, хотя прекрасно знает ответ. Но стрим, стрим, корпоративная этика, прикрой свою жопу.

Михеев пожал плечами:

– Как обычно. Полная утилизация.

* * *

– Михеев, это нерационально, – сказал «Алконост» тихо и, как показалось Михееву, с сочувствием.

Он и сам знал, что нерационально, но полное возвращение в явный мир, необходимость разорвать связь с корабельным реалом заставляли его нервничать. Да что там, говори честно, пугали до дрожи. Он знал, что не уникален, через это состояние проходили все пилоты Дальней разведки, разум которых сливался в единое целое с кораблем. Но «Алконост» осознавал, что у пилота были и другие причины не слишком стремиться в Обитаемый космос. Не все причины он понимал, но психоэмоциональное состояние чувствовал, как никто другой.

– Сам знаю, – буркнул Михеев.

Сейчас он бежал по дорожке Измайловского парка, его лесной части. Вбежал с того входа, что на 11-й Парковой и теперь честно пытался одолеть подъем, выводивший на петлю вокруг Серебрянского пруда. Мало ему душевных переживаний, так еще и оболочку надо готовить к столкновению с явным миром. Для чего корабль с полной безжалостностью устроил ему программу физической реабилитации.

– Вот тебе и симбиоз, – пыхтел Михеев, одолевая подъем.

Ну хоть картинку красивую сделал: нежная весенняя листва, запах земли и дерева после легкого дождя и… вот, зараза… малышня на самокатах, которая стайкой вылетела из-за поворота.

– Сосредоточьтесь, пилот, вам надо приводить в порядок рефлексы, – нежно проворковала не пойми откуда появившаяся дева лет двадцати пяти в спортивном костюме. Волосы собраны в конский хвост, лицо безмятежно.

– Конечно, тебе-то что? Создал аватар да издевайся!

Вот и пруд. Подъем позади, уже хорошо.

Девица задорно подмигнула и убежала вперед. Михеев, ожесточенно сопя, повернул налево, уходя с асфальта на дорожку. Ну, конечно, «Алконост» предусмотрел и вязкую, размокшую после дождя глину.

– Спасибо тебе, птичка.

* * *

– Говорит корабль Дальней разведки «Алконост», пилот Михеев. Прошу разрешения на стыковку.

– «Алконост», станция «Водолей». Сигнал вижу ясно, стыковку разрешаю. Нужна ли помощь?

Неизвестный Михееву диспетчер, конечно, уже получил все данные от корабля и знал, что у прибывающих все штатно, но этой фразой всегда встречали все корабли Дальней разведки. И Михеев с удовольствием ответил ритуальным: «Все штатно».

Им выдали направление к верхней причальной ветви. Михеев переключил визор в режим обычного человеческого глаза и с отстраненным удовольствием наблюдал, как растет, заполняя пространство, серо-стальная губчатая причальная ветвь, превращаясь в огромную плоскость, к которой неторопливо подплывал вдоль центрального ствола станции «Алконост».

Михеев сделал прозрачной всю пилотскую сферу и теперь стоял-висел в пустоте. Внизу, под подошвами, сновали деловитые «домовые» – служебные симбиоты станции, проверяя состояние ствола, точечно аннигилируя случайный мусор, выстреливали сенсорные пучки, ощупывая подходящие к станции контейнеровозы, яхты, пассажирские внутрисистемники. Один мазнул излучением по «Алконосту» и вдруг совершенно человеческим жестом выдвинул манипулятор, ткнул им пару раз вверх, давай, мол, поспеши.

Ничего себе, Банев, получается, места себе не находит, если следит за его стыковкой в реальном времени. Что, черт побери, происходит? Ладно, смысл дергаться, скоро он все узнает. Вон уже раскрываются причальные щупальца, расходятся в стороны и нежно обхватывают вытянутое, стремительное тело «Алконоста».

* * *

Как ни готовься, а переход от корабельного синтетического реала, пусть и такого совершенного, как на кораблях Дальней разведки, к настоящей полноценной яви физического мира бьет по нервам. Чтобы этого удара избежать, и проводят курс психофизической декомпрессии, постепенно возвращая пилотов Дальней разведки в мир.

Банев Михееву такой возможности не дал, приказал ограничиться возможностями корабельного медикологического комплекса. Михеев отложил это нарушение правил безопасности в копилочку и решил, что непременно напомнит о нем начальнику службы.

«Как передать это ощущение, что все вокруг другое?» – думал он, шагая по коридорам базы, вежливо раскланиваясь с незнакомыми людьми, которые уважительно кивали в ответ или вскидывали ладонь к виску, видя его шеврон на неброском бежевом комбинезоне.

Тело иначе реагировало на каждый приближающийся предмет. Напрягалось в ожидании столкновения, когда каждое касание бьет током, потому что нервы, мозг и вся прочая человеческая начинка отчего-то считает, что любые впечатления от соприкосновения с реальными предметами должны быть острее, чем в синтетическом реале. Цвета же, наоборот, казались