Последний Самурай – 2 - Павел Барчук Страница 7

— Небольшое? — начал я, но вакагасира перебил меня.

— Это не обсуждается. Таковы наша традиция. Мы принимаем вас, Адачи-сама.

Я завис, с изумлением рассматривая мрачное, но решительное лицо Кэзухи.

Самым удивительным был тот факт, что все это говорит мне именно он. Потому что в отличие от остальных вакагасира, конкретно этот якудза уже дважды встречался со мной при весьма забавных обстоятельствах. И в тех обстоятельствах не было ни единого намека на то, что я могу стать его начальником.

Но теперь Казухи вел себя так, будто вы видим друг друга впервые и он ничего обо мне не знает. Думаю, опять же, дело в их строгом соблюдении всей этой феодальной фигни. Традиций, чтоб их.

В общем, якудзы признали меня. Реально признали.

Они даже провели какой-то весьма идиотский с моей точки зрения ритуал.

На полу расстелили большой белый холст. Притащили его откуда-то из другой комнаты. На этот холст уложили мертвого Синоду.

Кэзухи подошел к стене, на которой виокли несколько самурайских мечей, и взял один из них в руки. Я слегка занервничал. К тому же меч оказался вполне себе боевым. Самая настоящая катана.

Якудза медленно вытащил ее из ножен, затем направился обратно к телу Синоды. Все это происходило в тишине. Остальные вакагасира расселись вокруг тела мертвого оябуна, прямо на пол. Даже подушки не стали подкладывать.

С предельной осторожностью, почти с благоговением, Кэзухи опустился возле Синоды и сделал небольшой надрез на руке покойного, собирая несколько капель крови в небольшую чашу. Кровь, честно говоря, собиралась уже с трудом. Так-то после смерти оябуна прошло около часа.

Меня слегка передернуло. Просто в голове одна за одной пронеслись версии того, что якудза собирается делать с этой кровью. Все они были немного настораживающие.

Затем Кэзухо поднялся на ноги и подошел ко мне. Я стоял чуть в стороне, но в кругу якудз.

— Протяните руку, Адачи-сама… — Попросил он с поклоном.

Я подчинился.

Кэзухи сделал небольшой надрез уже на моей ладони, прямо над линией жизни, и тоже дал крови стечь в чашу. Затем взял палочки и смешал все, что находилось в посудине.

— Теперь вы связаны, — произнес он, поднимая чашу. — Вы — новый оябун. И ваше тело, и ваша кровь принадлежат Ямагути-гуми.

Только я выдохнул, решив, что на этом все закончилось, как началась вторая часть «посвещения».

Меня усадили за один из столиков. Поставили две пустые чашки и ту самую, с кровью. Принесли чай.

Затем, один за другим, члены Ямагути-гуми подходили ко мне, садились за столик, наливали себе чай, отпивали его. Но и на этом еще был не конец. Далее мне следовало отпить из своей чашки, обменяться с тем, кто приносил присягу верности, и снова выпить, но уже из его посуды.

Потом каждый окунал кончики пальцев в кровь, прикладывал их ко лбу, произнося что-то тихо себе под нос. Это была клятва верности, ритуал, закрепляющий мою новоявленную власть.

Где-то на десятом якудзе я понял, что сейчас просто лопну от того чая, который во мне плескается. Хотелось уже быстрее закончить со всеми традиционными мероприятиями и свалить отсюда.

Каору, которая все это время стояла в стороне, наблюдая за происходящим с непроницаемым выражением лица, была последней. Она подошла, села, выпила. Все как положено. Затем окунула пальцы в чашу, мазанула ими по лбу. Ее глаза встретились с моими. И вот тут, могу поклясться всем, что только имеется, во взгляде девицы мелькнуло мрачное, тяжёлое удовлетворение. Так смотрит маньяк, заманивший жертву с темный переулок, где никто не помешает ему совершить особо извразенное убийство.

После ритуального посвящения вакагасира официально провозгласили меня новым главой Ямагути-гуми. Это, к счастью, ознаменовало конец мероприятия и я получил возможность, наконец свалить домой. Каору, естественно, заявила, что проводит нового оябуна.

Никто из якудз не сказал ни слова против. О чем это говорит? Верно. О том, что статус девицы достаточно высок. Более того, ни один из вакагасира даже не дёрнулся, чтоб позаботиться о моей безопасности. То есть, они были уверены, в компании Каору их новому кумитё ничего не угрожает.

Еще одна монетка в копилочку вопросов, имеющихся к сумасшедшей девице.

Когда мы вышли из странного склада-лофта, Каору на полном серьезе заявила:

— Ваш новый дом — особняк Синоды, оябун-сама. Там вам будет обеспечена полная безопасность. И кабинет, и охрана, и личный повар… Все, что положено главе. Вы больше не можете вести прежний образ жизни. Предлагаю отправиться в вашу квартиру, забрать вещи и обосноваться на новом месте.

— О-о-о-о-о… — Я усмехнулся. — Мы теперь на «вы»? А как же отсутствие условностей?

— Теперь — да. — Каору кивнула с серьёзным видом. — Так что? Сегодня переберетесь в новый дом?

— Нет уж, спасибо. Никуда перебираться не собираюсь. Меня вполне устраивает родная квартира. Более того, мне необходимо побыть некоторое время в одиночестве, чтоб переварить столь резкие перемены в своей жизни. Отвези меня домой и уезжай.

Вообще, на самом деле, помимо неделания ехать в дом Синоды, меня волновали еще некоторые вещи. Например, я намеревался встретиться с Тенноки и серьёзно поговорить. Старуха точно знает гораздо больше, чем показывает.

Лицо Каору мгновенно стало жестким.

— Вы не понимаете, что теперь вы…

— Не понимаю, — перебил я ее, чувствуя, как нарастает раздражение. — Вообще. Ничего. Не понимаю. Я не собираюсь менять свою жизнь. Я хочу жить как прежде. Ходить на работу, в свой офис. Никаких особняков. Отвези меня домой. Я в ваши оябуны не рвался. Ясно? Так что сейчас просто делай, что говорю.

Каору тяжело вздохнула, ее взгляд стал каким-то усталым, но в то же время в нем промелькнуло нечто, похожее на злость.

— Ваше прежнее существование осталось в прошлом, Адачи-сама. Вы больше не просто клерк. Вы — оябун Ямагути-гуми. Вы думаете, это просто громкое звание? Наша организация — это не только рэкет, как вы, возможно, себе представляете. Мы контролируем порты, склады, ночные клубы, строительные компании. Мы решаем споры, обеспечиваем порядок… иногда. Мы участвуем в политике, в бизнесе, в благотворительности, чтобы оставаться на плаву и сохранять влияние. Вы — это Ямагути-гуми. Вы — ее лицо, ее мозги, ее сила. Ваша функция — руководить всем этим, принимать решения, отстаивать наши интересы.

Она говорила это с таким спокойствием и уверенностью, будто объясняла ребенку таблицу умножения.

— Я как-то плохо выразился? Непонятно, может быть?